Андрей Мансуров с рассказом «Кража в музее почвоведения» в рамках публикации произведений участников конкурса фантастики…

 

Автор: Андрей Мансуров

Произведение: рассказ «Кража в музее почвоведения»

ФИО:  Мансуров Андрей Арсланович

Дата рождения: 15.12.1960г.

Место рождения: г. Ташкент, Узбекистан.

О себе: родился и всю жизнь живу в г. Ташкент. Образование высшее техническое (Ташкентский Ирригационный Институт) 10 лет работал Старшим научным сотрудником в НИИ Ирригации, 2 авт. свидетельства на новую технику для полива. Затем – 4 года работал Главным энергетиком на асфальто-бетонном заводе. В наст. Время – артист театра оперы и балета им. Алишера Навои. Публикации: роман и авт. Сборник в ЭИ «Аэлита», Рассказы в журналах «Космопорт» («Госпожа Нагайна»), МФ («Другое солнце»), Фантаскоп («Тоннельные»), Новозеландский Вестник (рассказы и путевые очерки), и др. Первое место на 3-м Этапе Конкурса «Великое Кольцо», с рассказом «Занимательное почвоведение».

 

 

 

Кража в музее почвоведения

 

Участковый Михаил Харченко знал, конечно, что на территории его участка есть и Музей почвоведения.

Как не знать: улица Гоголя – одна из центральных в его районе.

Однако посетить это историческое Учреждение до поступления Заявления о краже ему и в голову не приходило.

Так что звонок «сверху», от майора Сухомлинова, он воспринял с двойственным чувством.

Во-первых, конечно, ему казалось удивительным, что нашёлся идиот, решивший, что там можно чем-то поживиться… Ну а во-вторых было обидно, что зав. Музеем, похоже, сомневалась в компетентности нового участкового.

Хотя Сухомлинов и пытался как-то оправдать поступок заведующей, фактически действовавшей через голову непосредственного «хозяина» участка:

– Лейтенант, ты, пожалуйста, не обижайся – это не потому, что она тебе не доверяет… На самом-то деле она и не знала, что участок – твой. А поскольку тут такое дело… Всё-таки Госучреждение. На балансе Мин. геологии… Она и пришла сразу к нам, в Городское. – лейтенант слушал как из трубки доносится сердитое сопение. Было по-человечески даже очень понятно, что майор старается скрасить впечатление от того, что в молоденького лейтенанта ещё даже граждане, проживающие на его участке, полностью не верят.

– Ну так вот… Сигнал поступил. В-смысле, она пришла прямо ко мне, и написала заявление. Всё по форме, я заявление принял. Но разбираться – всё равно тебе. Вот и действуй!..

– Есть, товарищ майор! Задача ясна! Приступаю.

Харченко поспешил сам закончить тягостный разговор, и с облегчением услышал, что Сухомлинов чуть ли не обрадовано подвёл, наконец, итог тягостного разговора:

– Отлично, Михаил Сергеевич! Желаю успехов! Как закончите… или понадобится помощь, или подкрепление – докладывайте. Здравия желаю.

– Здравия желаю, товарищ майор!

Конечно, заведующая музеем почвоведения Горюнова Анастасия Павловна, имела некоторые основания для недооценки способностей и возможностей своего участкового.

Двадцать пять лет – а ещё даже приличных усов нет. Так, жёлто-бурая полоска над губами… Рост – средний. Вес… тоже средний. Что и говорить – не Шварценеггер.

Михаил и сам иногда поражался – как его потянуло в эту профессию?!

Наиболее вероятным ответом, наверное, было всё же желание что-то доказать отцу.

Тот, всю жизнь проработавший на Комбинате, хотел, чтобы и сын пошёл по его стопам – с восьми до пяти закручивал гайки, и устанавливал детали…

Но ещё в шестилетнем возрасте, когда отец впервые привёл его в колоссальный Цех, Михаил вовсе не обрадовался обилию блестящих и красивых механизмов, медленно проплывающих по конвейеру, а… Заскучал через пятнадцать минут.

Куда больше Харченко младшего привлекали детективные книги, сериалы про ментов, и западные боевики… Поэтому после армии он и отправился поступать в Академию. Благо, все данные, и характеристика у ефрейтора Харченко были весьма подходящими. Потому что не сачковал.

Хоть оказалось не так романтично, и физически даже тяжело, не сачковал он и там.

И вот он, молодой младший лейтенант, в родном городе. И ему поручен «ответственный» участок – район Березково (бывший Октябрьский).

И он, наконец, понимает: что и как в жизни сыщиков происходит на самом деле.

И что среди серых будней кропотливой и нудной а зачастую и грязной работы места для романтики и приключений… Нету!

Но уже поздно.

Нет, кое-что он видал и в сериалах, и в криминальных новостях: драки подвыпивших подростков. Кражи в табачно-винных ларьках. Козни и доносы друг на друга соседей. Случилось даже отравление – отчаявшийся найти управу на борзого «нового русского» пенсионер отравил уж больно шумную и злую собаку соседа…

Большинство же вызовов и «происшествий» Харченко перестал даже заносить в Журнал: за полтора года специфика работы убедила его в куда большей действенности «профилактики».

Например, обнаглевших подростков можно подержать в пустой, тёмной и холодной камере «предварительного заключения». Тогда на какое-то время «неформальное объединение» притихает. Спокойная, «по душам», беседа (по Карнеги) с сердитой пенсионеркой приводит обычно к тому, что та забирает заявление на мерзавца-соседа.

Жаль только, что обычно на такую беседу уходит несколько часов…

А после того, как Харченко обязал хозяев все ларьки в своём районе поставить на сигнализацию, меньше стало и желающих послушать вой сирен, и потаскаться по «предварительным слушаниям».

Болезненной занозой в заднице оставались цыгане, обосновавшиеся в двух домах на окраине. Однако после того, как ОМОН накрыл в одном из домов наркомастерскую (Харченко добросовестно вылёживал в засаде три недели, чтобы дать точные сведения о прибывшем курьере), попритихли и те из них, кто остался на свободе…

Так что инцидент с кражей в дурацком музее Михаила, кроме всего прочего, ещё и рассердил. Чистый бред! Воровать песочек и камушки!.. Кому всё это могло понадобиться, он понять ну никак не мог.

Никаких побудительных мотивов ни в ком из районного «заинтересованного» контингента там, в музее, ничто вызвать не могло. В том смысле, что хранящиеся там экспонаты уж точно – никому не продашь, чтобы собрать «на пузырь»!..

Нахлобучив немного назад и набекрень фуражку (жарко!) Харченко двинулся к музею.

 

 

От центра района, где, по счастью, базировалось Отделение, пройти нужно было не больше пятиста метров. Это не мешало Михаилу никогда не заходить, даже с познавательной целью, в столь ценное заведение. Почвоведение интересовало его в той же мере, как и любого сыщика – хотя бы хрестоматийного Шерлока Холмса. То есть, в сугубо практических аспектах. И все необходимые данные по «местным специфическим условииям» хранились в архивах Городского Отдела, а вовсе не на пыльных полках Музея.

Одноэтажный дом, когда-то принадлежавший купцу второй гильдии Широкову, занимал по фасаду почти сорок метров. Табличка у входа официально сообщала: «Министерство Геологии и Природных Ресурсов России. …ский областной Музей почвоведения. Часы работы: 10-00-17-00»      Почерневшие, но весьма прочные на вид брёвна доказывали, что сосна способна противостоять капризам погоды средней полосы весьма стойко… Михаил вошёл в распахнутую дверь.

В коротком и тёмном коридорчике наличествовало всего три двери.

За первой, как сразу прикинул Михаил, находилось служебное помещение: наверняка там хранились швабра, веники, вёдра и тряпки – для поддержания рабочего состояния экспонатов и интерьеров музея.

Вторая, прямо в торце – вела в сами эти помещения.

Третью, слева от входа, украшала табличка: «Заведующая Музеем, Горюнова А.П.»

Вот в неё, невольно поправив фуражку так, чтобы сидела согласно Устава, Харченко и постучал. Изнутри донеслись скрип и шелест – словно кто-то сел на стул – и донёсся женский голос:

– Войдите!

– Здравия желаю! Ваш участковый, лейтенант Харченко. – пока Михаил здоровался, его цепкий и натренированный взгляд охватывал открывшуюся в светлом, хоть и тесноватом, кабинете, картину. Точнее, к моменту закрытия рта он уже всё, что нужно, увидел.

Глубоко пенсионный возраст заведующей не могли скрыть ни деловой костюм, ни румяна на лице. Стало ясно, и почему скрипел стул – женщина носила одежду не меньше шестьдесят второго размера, и весила явно побольше центнера.

Однако однозначно просматривалось и желание поддерживать себя в хорошей форме, и деловой вид явно не был напускным: в сложное перестроечное время Музей выжил и выстоял именно благодаря стараниям и хватке Анастасии Павловны. Харченко про себя с облегчением выдохнул: на зануду-чиновницу заведующая не похожа.

Ну а недоеденная булка в полиэтиленовом пакете, наспех засунутая в полураскрытую сумочку на сейфе говорит лишь о том, что готовить завтрак заведующей лень. Значит, скорее всего, живёт одна. Зато кабинет чистенький, и аккуратный – всё лежит на местах, и стол не завален бумагами «для делового вида».

– Здравствуйте, товарищ лейтенант. – женщина приподнялась, и поздоровалась за руку. – пожатие крепкое и деловое, – Я – Анастасия Павловна, заведующая Музеем.

Голос у Горюновой вполне радушный. Нет и тени смущения от того, что действовала «через его голову». Может, и правда, не знала о порядке подачи Заявления?.. – Извините, что подала заявление, не поставив вас в известность, сразу Сухомлинову… Сказать по-правде, я даже не знала, что мой «участок» прикреплён к участковому, а с товарищем майором пересекались – на городских мероприятиях: ну там, День Города, Крещение, Масленница… Прошу, присаживайтесь.

Лейтенант воспользовался любезным предложением, вполне удобно расположившись напротив женщины, на стуле весьма старинного вида – никак, остался ещё со времён купца Широкова.

– Анастасия Павловна, я абсолютно не в претензии на то, что вы обратились сразу к товарищу майору. Но поймите и вы меня правильно – все правонарушения, не связанные с реально серьезными преступлениями – ну, там, убийствами, перестрелками, наркотиками… всё равно проходят через меня. Таков порядок.

Анастасия Павловна, глядевшая прямо ему в глаза серьёзно и вдумчиво, кивнула.

Это тоже понравилось Харченко. Женщина готова сотрудничать – и она тоже не любит лишних слов. И, что самое главное – она точно не имеет отношения к произошедшему. Никаких «махинаций» и финтов с деньгами здесь нет. Как нет и проблем со «списанием амортизированного» оборудования, покрытием недостач, и прочего более-менее аферистического и сомнительного действа, с которым любят заморачиваться Госструктуры с неплохим финансированием…

– Поэтому, Анастасия Павловна, не обижайтесь и вы… Мне придётся расспросить вас подробно. Чтобы, значит, принять надлежащие меры.

– Всё поняла, товарищ Лейтенант. А всё же… Хотелось бы не так официально. Как вас по имени-отчеству?

– Михаил Сергеевич. – ответил Харченко, чуть напрягшись. Но зря. Анастасия Павловна вовсе не собиралась шутить по поводу его «знаменитого» тёзки. Скорее, она этого самого тёзку не слишком любила. Ведь это из-за его политики страна так пострадала. А сама Анастасия Павловна, ценой нервов, сил, и невероятного терпения, спасала Музей от закрытия не один год…

– Очень приятно, Михаил Сергеевич. – убедившись, что заведующая снова ограничилась кивком, Харченко решил не тянуть:

– Так вот, Анастасия Павловна… Вы, собственно, единственная, кто мне сейчас крайне необходим. Вы ведь уже больше двадцати лет здесь, на этой должности?

– Двадцать один.

– Следовательно, вы, как никто, знаете специфику. Вот и хотелось бы – извините за бестактность – сразу выяснить: что же здесь есть такого, что могло заинтересовать… воров? Ценного?

И пока Вавилов собирал свою знаменитую «генетическую» коллекцию злаков, Леонид Харитонович собирал образцы почвы, на которых всё это произрастало…

Вавиловскую коллекцию Анастасия Павловна взглянула на столешницу, словно именно там крылся ответ – в огромном стекле, по старинке покрывавшем обшитую кожей поверхность. Хотя кроме собственного лица, отражавшегося в этом самом стекле, там ничего не было. Затем криво усмехнулась:

– Ну правильно: в-первую очередь – мотивы… Я и сама уже раз сто пробовала. И так и так смотрела – ничего не сходится. – она подняла голову, – Вот такие дела, Михаил Сергеевич – Нет тут у нас ничего, что стоило бы хоть копейку… И это – исчерпывающий ответ. Правда, я знаю – мне придётся кое-что пояснить, и этот ответ окажется… куда менее исчерпывающим.

Михаил не торопился перебивать, или задавать наводящие вопросы. Он видел, что Анастасия Павловна – женщина умная и практичная. Сама постарается облегчить его задачу. И точно.

– Сейчас я немного расскажу о Музее, и вы, возможно, сможете взглянуть на всё это дело… под другим углом.

Основан он сразу после Великой Отечественной, в 45-м году. У нас тогда в области работал знатный почвовед – Крыленко Леонид Харитонович. Ну, вряд ли вы, молодые, слышали – а ведь он был весьма… знаменит в своё время. Работал ещё с самим Вавиловым – по экспедициям с ним ездил. Академия Наук посчитала ценной. Сохранила, даже когда того репрессировали… И расстреляли. А вот Крыленко не трогали до сорок первого. И свою коллекцию ему пришлось за свой счёт перевезти на родину – к жене и матери. Тут бы она и закончила своё существование… Если бы не Штромберг.

Это преподаватель нашего интерната для малолетних… э-э… Беспризорных – как их тогда старались из «педагогических» целей не называть… Семён Ильич сохранил всё, когда Крыленко добровольно – в свои пятьдесят пять! – ушёл на фронт. Где и пал смертью храбрых через месяц…

То есть, я что имею в виду: как историческая реликвия образчиков почвы со всего света, да ещё восьмидесятилетней давности, эта коллекция бесценна! Но вот если рассматривать её с точки зрения чисто коммерческой ценности…

Продать её кому-нибудь из даже ну очень эксцентричных коллекционеров – абсолютно нереально! Во-первых, она очень громоздка – даже Крыленко привёз её, уже сильно урезанную и «пощипанную», в десяти двухтонных ящиках. Да, собственно…  Лучше идёмте – я вам покажу на месте.

Заведующая довольно ловко и легко извлекла своё немаленькое тело из кресла, и весьма энергично проследовала к двери. Харченко и не подумал возразить – его заинтриговала коллекция. Надо же: её привёз коллега самого знаменитого Вавилова – корифея и чуть не единственного защитника Генетики в чёрный период «Лысенковщины».

А вдруг… В коллекции есть что-то такое, что недопоняли и недоглядели сами столичные специалисты?!

Пять огромных комнат Музея и разочаровали, и заинтересовали.

Вдоль стен без окон шли огромные монументальные застеклённые шкафы. В таких экспонаты стояли на полках, в прозрачных банках. Там же, где в стенах имелись окна, образцы находились в витринах, напоминавших столы со скошенными столешницами – почти как старинные парты. Только тоже застеклённые. И шкафов и витрин было… Достаточно.

В простенках между окнами висели великолепно кем-то нарисованные цветные схемы. Похоже, их рисовал мастер и фанат своего дела. И – ещё при Сталине.

Харченко запомнилась только «Схема-разрез вулкана Гавайского типа». Уж больно живописно «извергалось»… Но и остальные картины-схемы впечатляли – хотя бы сохранившимся ярким цветом, и кропотливейшим трудом над мельчайшими деталями…

В середине комнат тоже имелись стеллажи: кое-где находились и не почвы вовсе, а камни – круглые столбики колонок, кубообразные отшлифованные срезы, и просто обычные булыжники (на взгляд участкового). «Подстилающие породы» – как прочёл он в одном из пояснений.

Анастасия Павловна между тем провела его сразу в самую дальнюю комнату. Харченко было приготовился выслушать длинную и заумную лекцию – наверняка заведующая могла «показать класс».

Ничего такого однако, она сделать и не подумала:

– Видели, кажется, вполне достаточно, Михаил Сергеевич?.. Ну так вот: я сама по образованию филолог. Преподавала двадцать шесть лет, побывала и завучем, и даже директором. Второй школы – это имени Шпилькова… То есть, я не почвовед. И не геолог. Однако, когда в мои руки отдали это хозяйство, – она несколько торжественно обвела свои владения рукой, – уж я озаботилась почитать справочники, и проконсультироваться…

И я вам со всей авторитетностью заявляю: коллекция неполная. Многие разделы отсутствуют – ну, например, в Столице оставили всю Африку. Другие континенты не в комплекте… Скажем, горы представлены, а равнины, долины – нет. Так что даже для коллекционера интерес в ней… скажем мягко – сомнителен! А уж для обычного человека!.. Ну – вы понимаете.

Ничего из этого никому здесь, в городе, понадобиться ну просто не могло! Так что я была до крайности поражена самим фактом проникновения, и кражей! Посмотрите… – заведующая предложила жестом участковому осмотреть одну из витрин в углу поближе. – Да вы не стесняйтесь, наклонитесь!

Харченко так и сделал. Затем…

Затем, не на шутку заинтересовавшись, даже встал на колени.

Чёрт! Да здесь… Работал профессионал!

 

 

Тонкая линия ленты, соединявшая нижнюю, неподвижную часть витрины, и верхнюю, откидывавшуюся на петлях, очень явственно сверкала тонким, почти незаметным с двух шагов, но – при пристальном взгляде различимым – разрезом.

Старинная провощённая бумага, оклеивающая коробку для герметичности, была вскрыта по всему периметру очень тонким и острым – не иначе, бритвенным – лезвием. Замочек, запиравший саму витрину, не носил видимых следов взлома.

Специалист как-то сразу победил: Харченко, извинившись, одел перчатки, вынутые из кармана кителя, воткнул в глаз ювелирную линзу-лупу, и буквально уткнулся носом в замок и разрез. Десятикратное увеличение показало то, что он понял и так – замок не взламывали, а очень методично подобрали ключ. Впрочем, крохотный китайский замочек вряд ли мог долго сопротивляться. Особенно, если с ним работал мастер своего дела…

Тем не менее Харченко добросовестно вынул из другого кармана коробочку с порошком и кисточку в полиэтиленовом чехольчике, и минут пять добросовестно обрабатывал витрину со всех сторон.

Ничего. Ясно, что преступник работал в перчатках – сейчас про отпечатки не знает только тупой. Или тот, кто никогда не смотрит детективов и сериалов про ментов…

– Анастасия Павловна, дайте, пожалуйста, ключ. – Харченко обернулся. Заведующая уже протягивала блестящую крохотную железку.

Очень аккуратно открыв замок, Харченко положил его на пол рядом с витриной. Откинул и зафиксировал на упорах крышку. С полминуты молчал, обозревая открывшуюся картину.

– Скажите, Анастасия Павловна… Может я чего-то и не понимаю… Но, вроде, всё – на месте?! – Харченко не видел, чтобы на поверхности имелись круги, или квадраты от ёмкостей с образцами, которые исчезли бы. При взгляде что сверху, что сбоку слой неумолимо вездесущей пыли казался ненарушенным!

– На месте-то на месте, Михаил Сергеевич… Да не совсем так!

Вот: приглядитесь – на этом образце («Плато Эппиналь», как значилось на этикетке рядом) заметно лучше всего. – Харченко впервые заглянул внутрь круглой коробочки, похоже, бывшей когда-то просто коробочкой от леденцов.

Хм… Да, странно. Нет, почва была на месте. Но сбоку имелось очень характерное углубление – словно кто-то чайной ложкой отделил небольшой кусочек… Как от торта.

Рука Харченко как-то сама потянулась к затылку, наткнувшись, впрочем, на фуражку:

– И так – везде?..

Заведующая энергично кивнула:

– Точно! Вы сразу смотрите в самую суть, Михаил Сергеевич. Конечно, в образцах с песком не так заметно – там просто остались ямки… А некоторые образцы потвёрже словно бы даже пилили. Ножовкой, кажется… Я плохо разбираюсь – словом, лезвием с мелкими зубчиками.

– Но кому… И – зачем?!

– Михаил Сергеевич, дорогой! Если б я знала! А так… Могут быть сотни неизвестных нам причин! Говорю же – я филолог. И мне лично эта коллекция кажется лишь баночками с пылью, песком и камешками со всего света… И, кстати, вовсе не красивыми, или… эксклюзивными.

Что, впрочем, не мешает мне добросовестно рассказывать о коллекции всем школьникам, которых ежегодно, с началом учёбы, приводят сюда на экскурсии. На то и «Природоведение»… Просвещаю и краеведов-туристов, коих забредает парочка в месяц…

Харченко… Снял-таки фуражку, и поскрёб затылок. Специфика кражи ускользала.

Ну, допустим, нашёлся кто-то, решивший сделать дома филиальчик… Но – зачем?!

Мотив однозначно не выявлялся. Ладно, перейдём к прозаической работе. Выяснению обстоятельств.

– Анастасия Павловна. Вскрыты все витрины?

– Нет. Вскрыты витрины этой и соседней комнат. То есть, неизвестный… или – неизвестные – «обработали» пока около сорока процентов экспонатов. Начали вчера. Продолжили  – сегодня. То есть – экспонаты «урезают» уже два дня. Залы Евразии и Австралии пока не тронуты.

В голову Харченко пришла новая мысль.

– А вот скажите мне, Анастасия Павловна… Чисто с практических соображений. Вот, например, я – маньяк-коллекционер почв мира. И я хочу дома сделать мини-филиал Музея. Как мне подойти к такому делу так, чтобы все образцы заняли именно те места, которые должны?.. Ну, то есть – чтобы ничего не перепуталось?

– Ну… Хм. Наверное, всё же сначала нужно провести разведку – узнать примерное число экспонатов… И, главное – заготовить бюксы. С названиями отбираемых… Че-е-рт! – вот чего не ждал участковый, так столь эмоционального восклицания от добропорядочной женщины преклонного возраста. А когда она подняла свой взор, он прямо-таки лучился пониманием и гневом!

– Михаил Сергеевич! Да вы – гений! И как это я… Но я даже и предположить тогда не могла – поэтому и не связала эти два события! Вот сволочь! А ведь выглядел – как настоящий «Интиллигент»!..

Поняв, что изучение остальных вскрытых витрин абсолютно ничего не даст, а «железо надо ковать, пока горячо», Харченко решил вернуться в кабинет – там наверняка заведующая будет чувствовать себя как дома, значит, работать с ней станет проще.

 

 

– …да, и с видимым удовольствием слушал всё, что я рассказывала. Ведь знаете, как бывает: ну, приехал ты в чужой город – в командировку, или, скажем, по делам… И когда остаётся время – ходишь по «местным достопримечательностям»! Приходили, конечно, такие.

А этот – точно приезжий. Одет был… Скромно. Скромно, но – со вкусом. Заходил он… в мае – помните же, у нас было ещё прохладно. Он мне так и запомнился: в полном костюме. Пиджак, брюки. Серые.

Галстук… Не буду врать – не припомню. Кажется, у него… Да – была расстёгнута верхняя пуговица! Значит – без галстука. А рубашка – тоже сероватая такая, в тон… Только посветлей…

Харченко слушал, запоминал, но записывать не торопился. Как раз одежда странного посетителя его волновала меньше всего – тот мог тысячу раз переодеться. Но женщину он не перебивал – чтобы не сбивать поток изливашихся воспоминаний. Чем больше подробностей та вспомнит сама, без «направляющей руки» – тем легче ему будет.

– И ещё сказал, что его брат – имеет отношение к космонавтике! Ну, там, помогал чем-то группе, занимавшейся изучением доставленного с луны грунта… Э-э… Реголитом – вот! Ну а я, старая дура, уши-то… Растаяла, конечно – развесила, как последняя!..

Ещё бы – не часто к нам заглянет специалист! Да даже просто – турист, который не начинает откровенно зевать буквально на ходу, и не говорит «Спасибо», осмотрев два зала… – минут через пять поток воспоминаний стал иссякать. Хоть Анастасия Павловна и наблюдательная женщина с большим педагогическим опытом (а, значит, в психологии разбирается отлично!), но три прошедших месяца всё же кое-какие детали стёрли из сознательных воспоминаний.

Остаётся надеяться на неосознанные. И – на ассоциации.

– Анастасия Павловна. – Харченко воспользовался одной из участившихся пауз. – А не припомните, какой марки… Или фирмы – был у него фотоаппарат?

– Ну как не припомнить – у зятя такой же! Я, когда хочу пошутить, так и говорю: «Щёлкни-ка нас своим «Сапопом»! Ну, то есть – Кэнон! И, кстати, по-моему, одной из последних моделей – ну, такой, с автоматической подстройкой на темноту. Полный автомат. Цифровой. У зятя-то шесть и три мегапикселей… А у этого – точно побольше было!

Молодец заведующая. Похоже, толк будет.

– А как получилось, что вы сейчас работаете фактически одна?

– Ну, как… Да у нас каждый год так. Лето – практически мёртвый сезон. Вот я и отпускаю бабу Клаву – ну, то есть, Клавдию Ивановну Гущину – как бы… в оплачиваемый отпуск. Летом нет ни школьников, ни студентов. Сами знаете – никаких «геологических» учреждений у нас в городе нет. А просто так нашей коллекцией никто… Вот именно. Так что летом – тишина. Ну, может, говорю же, пара туристов в день зайдёт. А вход у нас один – если кто приходит, я слышу – и сопровождаю по Музею таких… несчастных.

– А посещение у вас…

– Да, Михаил Сергеевич – бесплатное. Если бы мы ещё и деньги брали – пришлось бы закрыться. Впрочем, вы и сами видели – кто захочет на всё это смотреть во второй раз?!

Харченко покивал головой – трудно не согласиться.

Но ещё один вопрос занозой сидел у него в голове. Его он и задал:

– Вот ещё что, Анастасия Павловна. Кражу… Ну, вернее, то, что витрины вскрыты, вы заметили вчера.  А не могло так случиться, что этот… назовём – «злоумышленник» – начал работу раньше?

– Нет, Михаил Сергеевич! Точно не могло. Я, пока баба Клава отдыхает, сама каждое утро прохожу с тряпкой, и всю пыль со стёкол стираю… Но мне очень даже нравится ход вашей мысли: сегодня с утра действительно, вскрытых витрин оказалось в два раза больше. Ну, то есть, мне кажется, за ночь он при всём старании может… э-э… Обработать не больше, скажем, двадцати стендов…

Какое-то время оба внимательно смотрели прямо друг другу в глаза – Анастасия Павловна со внезапно вспыхнувшим опасением, Харченко с хитрецой.

– Даже и не думайте, Михаил Сергеевич! А вдруг он – вооружён?!

– Ну, это вряд ли… Ведь он отлично осведомлён о внутреннем распорядке – знает, что сторож вам и по штатному расписанию не положен, а уж чтобы ночью кто-то ещё решил ознакомиться с экспозицией… Да и не собираюсь я его здесь «брать»… Во-первых, боюсь повредить оборудование музея…

Ну а во-вторых – нет никакого сомнения, что этот – только исполнитель. Вот я и попытаюсь проследить его – кто же заказчик! А вам, Анастасия Павловна, разве не интересно было бы… Узнать – кто это у нас такой завзятый… Почвовед?!

Анастасия Павловна возмущённо фыркнула.

 

 

Второго выхода из музея действительно не существовало.

А поскольку ночной гость каждый раз аккуратно запирал обратно амбарных размеров замок входной двери, Харченко решил караулить снаружи: тёплые и короткие августовские ночи вполне позволяли это делать.

Возражения заведующей, опасавшейся за его здоровье и не слишком уверенной в его способности постоять за себя в случае прямой стычки, Харченко рассказал о разряде по дзюдо, и шестилетней практике в Академии.

– Но вы хоть своё начальство-то… Ну, то есть, Сухомлинова – в известность поставите?!

– Разумеется, Анастасия Павловна! Как же без этого? Мы – люди подотчетные, и без приказа – никуда!.. – участковый решил, что незачем зря волновать женщину, и просвещать насчёт специфики действий участкового. «Все детали работы – на личное усмотрение» – как высказался однажды, при вступлении Харченко в должность, всё тот же товарищ майор. Вот так лейтенант и действовал. «Усматривал» всё сам.

 

 

Справедливо рассудив, что раньше полуночи неизвестный вряд ли рискнёт приступить, Харченко серьёзно подготовился.

Пообедал (вернее, уже поужинал) отварным рисом. Выпил кипячёной воды. Одел чёрный спортивный костюм на три размера больше – чтобы скрадывать очертания фигуры. Чёрные кроссовки и тщательно вымазанное сажей лицо довершили подготовку.

Вышел в полпервого. Шёл прямо по улице, не прятался. Хотя и ступал абсолютно бесшумно. Поскольку ни киосков с куревом-едой, ни баров-распивочных, ни даже интернет-кафе на улице Гоголя не имелось, никого он и не встретил.

Не доходя метров пятьдесят до угла Музея, выбрал отличные кусты, и расстелил чёрный матрац, который нёс подмышкой. Ничего: этот матрац видал и не такие «объекты».

Пробраться к двери пришлось очень аккуратно. Пригодились уроки, полученные в разведке. Прокравшись к парадному под окнами, Харченко убедился, что замок уже открыт, но висит на одной проушине – так, чтобы при поверхностном осмотре дверь казалась надёжно запертой.

Осторожный взгляд в заднее окно показал, что визитёр на месте: слабая подсветка фонаря освещала «Евразийскую» комнату так, что вполне удобно было «работать».

Как именно происходит отбор образчиков, и что у ночного гостя с собой, как и его самого, Харченко даже не высматривал. Не это главное. Главное – не спугнуть, и выяснить, где у того «Хаза». А заодно и выяснить, где он держит «добытое» – не дома же!..

Лежать на матраце пришлось часа три. В полпятого дверь очень аккуратно открыли, и через полминуты закрыли. Порядок. Вон он удаляется – чёрная, как и сам Харченко, бесформенная фигура, плавно и бесшумно двинулась за угол Музея, и стала уходить «дворами».

Этот вариант, конечно, посложнее. Но тоже планом предусмотрен. Уж что-что, а закутки и проулочки родного Города участковый знал, как свои пять пальцев.

Любителя ночных прогулок с почвами он перехватил у Второй Садовой. Никакая машина того не ждала – значит, работает один, и пойдёт пешком. Жаль. Номера машины пробить было бы проще…

Из-за гаражей Михаил проследил, куда человек направился. Ага – в Ромашково.

Этот пригород построили не так давно, и дома там четырёхэтажные, стандартные. Хотя Харченко предпочёл бы, чтобы похититель жил в доме с участком, а не в квартире – легче и наблюдать, и соседей опрашивать…

Пешком пришлось идти минут двадцать – похититель очень быстро прошёл сквозь район новой застройки, и вышел всё же к старой деревушке Бобылево, (в советские времена – колхоз имени Первой Пятилетки) уже лет десять, как практически поглощённой городом.

Вот оно как… Значит, всё же из «местных».

Незнакомец нырнул в сарай – очевидно, там всё и хранил. Точно: выбрался оттуда без объёмистого рюкзака, до этого украшавшего спину.

Прошёл в дом. В окне зажёгся свет.

В серо-розовой дымке рассвета Харченко не решился приблизиться, и заглянуть в окно – мало ли… Зато расположение дома запомнил отлично. И выждал целых полчаса. Ага – свет погас. Никто не вышел. Значит, «честно отработавший» лёг спать.

Михаил не придумал ничего лучше, как вернуться к своему матрацу, дотащить его до дому, и последовать примеру практичного незнакомца.

 

 

Изучение архивов дало довольно много. В доме тринадцать по улице Ленина (ну, а кого же ещё?! – в Колхозе Первой-то Пятилетки…) проживал пятидесятишестилетний… бывший уголовник.

Причём – специалист высшей категории. Медвежатник-профессионал… Бывший.

Однако ни Харченко, ни Сухомлинов никак не могли взять в толк: с чего бы это двадцать лет назад конкретно «завязавший» и добросовестно все эти годы работавший всё на том же Комбинате (надо же – коллега отца!) солидный мужчина взялся за старое, получается, наплевав на годы вполне честного труда?!

Кроме того, где же Престиж: так опуститься, после вскрытия всех этих «навороченных» сейфов – до амбарных замков… Более чем странно.

Какие же «аргументы» смог предоставить таинственный заказчик, что столь кардинально перевернули сознание человека, прошедшего жуткий, и с неизбежными «разборками», процесс отвыкания и «развязки» со старыми друзьями-подельниками и прошлым…

В одном майор с лейтенантом были вполне солидарны: брать Кузьмина Николая Петровича сейчас ни в коем случае нельзя. Ну, предъявят они ему украденные образцы – и что?

Никаких разумных аргументов, заставивших бы выдать заказчика, у следствия пока нет. А сказать, что решил создать «свою собственную коллекцию» очень даже просто. Ну и что тут пришьёшь? Ведь материальной ценности экспонаты не представляют. Это – тянет не больше, чем на «порчу Государственной собственности». Ну, или злостное хулиганство. Кража?.. Любой адвокат докажет, что хоть собственность – хоть и Государственная, но – не украдена. А лишь «испорчена».

Официальное расследование забуксовало. Значит, придётся ждать.

 

 

Ждать просто так, однако, Харченко не собирался. Поэтому съездил за свой счёт в Столицу (благо, недалеко!), и посетил известный ему, вполне легально торгующий магазин. (Ха-ха! Поберегись, ночной гость! Не ты один владеешь хитрыми технологиями!)