фантастический рассказ

Автор:                                       Ольга Правдина

Произведение:                       рассказ “Визажист”

ФИО:                                         Правдина Ольга Александровна

Дата рождения:                     04.06.1966 г.

Место рождения:                  г. Чита

Место проживания:             г. Заречный Пензенской области, ул. Озёрская, д.22, кв.41

О себе:                                      работаю на ПО «СТАРТ» регулировщиком радиоаппаратуры, печаталась в журнале «Странник»

 

Визажист

 

Он любил ездить в метро. Наверное, потому что был одинок. Дома его никто не ждал, кроме молчаливых стен и менее молчаливой мебели. На работе общаться не получалось. А в метро – всегда люди. Веселые и грустные, молодые и старые, красивые и не очень.

Ему нравилось смотреть, прикидывая, что и как изменил бы он во внешности пассажиров, если бы они стали его клиентами.

«Справа у окна – молчаливые парни с короткими стрижками. В руках спортивные сумки. Наверное, едут на тренировку. Им – ни убавишь,  ни прибавишь. Если только вон тому, мордастому, «фингал» замазать…» – мысли сами по себе выстраивались в голове, как шеренги солдат. Но командовать ими не получалось. Едва он кричал: «Стой!», они кидались врассыпную. Как только приказывал «Вольно!», исчезали во­обще.

Мысли – шеренги солдат – вызвали воспоминания об армии. И это было то, о чём он мечтал забыть навсегда. Он был свободолюбив и независим, поэтому ни разу не выполнил ни одного при­каза «дедов». Его «учили» выполнять. Он – сопротивлялся. Затем «крепко» учили. Он не уступал. Бился  насмерть. Один  против семерых…

Он выжил после восьми дней комы. Он выкарабкался тогда, когда врачи, махнув рукой на безнадёжного, никому не нужного солдатика, перевели его умирать из реанимации в обычную палату. Он встал на ноги, потому что хо­тел отомстить: за выбитые зубы и порезанное лицо, за пробитую голову и сотрясение мозга, за  сломанные рёбра и отбитые почки.

За исковерканную жизнь и украденную душу…

Он изменился. Он затаился. Он – ждал…

«Вон там, в конце вагона, толкутся разномастно одетые «скелеты» со «стайлингами» на головах и серьгами во всех немыслимых местах. Им – подвести глаза чёрным, в руки гитары – и в бар «Швайн»! «Металл» резать».

Стильно одетых очкариков в костюмах «с иголочки» он презрительно называл «маменькиными сынками». Они ду­шатся отвратительно-дешёвыми одеколонами и пытаются запудрить мозги  глупеньким  первокурсницам…

Он «всплыл» из своих мыслей, как подводная лодка. И этот «подъём» произошел из-за пожилой женщины. Она что-то спросила, стараясь перекричать шум подземки. Он повернулся. Старушка отшатнулась и, перекрестившись, быстро перешла в другой конец вагона. Он картинно развёл руками, мол, извини, что напугал.

С распространителями косметики, отличающимися друг от друга только  сумками и значками, он  с  удовольствием бы  подискуссировал. Он мог бы назвать с десяток фирм, выпускающих косметику, и у каждой из них были свои плюсы и  минусы: будь то декоративка или парфюмерия, крема или БАДы.

Эстетическое удовольствие он получал от созерцания молодых девушек. Юные, яркие, с кукольными «фарфоровыми» личиками, полные непоколебимой уве­ренности в своей неотразимости, они наплевательски относились к завтрашнему дню. Казалось, что все они живут под девизом: «А пошло бы всё!..»

 

Он любил добротные вещи, но старался не выделяться среди пассажиров. Одежду выбирал неяркую, но – хорошего качества. Обувь предпочитал удобную и непромокаемую. Единственной слабостью стали шляпы. В «двушке», в которой он проживал, имелась отдельная шляпная комната! Каких там только не было шляп!? С широкими полями, с узкими, высокие, глубокие, разных цветов: от белого до иссиня-чёрного. Такие шляпы хорошо прятали от окружающих его пытливый «сумеречный» взгляд. Они стали его ширмой, стеной, которая отгораживала от внешнего мира, но позволяла подслушивать и подглядывать…

Грустное зрелище представляли собой  пожилые  люди: сутулые спины, ветхая  одежда, стоптанная обувь. Усталость, безнадёга и безразличие читались на лицах  стариков.

Мужчины среднего возраста в метро встречались редко. «Не все же к сорока го­дам могут ездить в собственной машине! – подумал он, усаживаясь между двух неохотно подвинувшихся бабушек с вместительными авоськами. – Мне и в метро неплохо!» – Он чувствовал, как старушки буравили глазками поля его шляпы. Он, наклонился, опершись локтями о колени, и, по­смеиваясь про себя, не дал им  возможности  удовлетворить  любопытство.

Интересными объектами наблюдения были женщины в расцвете лет. Одни: на­вечно «обручённые» с тяжелыми сумками и пакетами. В их лицах-зеркалах отражался внутренний мир: мечты, обиды, горе, радость. Или другие, которым вдруг становилось «скушно» в золотых клетках «новорусских» мужей, точнее сказать, – головоре­зов или рекетиров. И отправлялись в салоны красоты, а сами отрывались от преследования охранников и кидались с головой в «прошлое». Туда, где находился любимый старый дворик, посеревший от городской пыли, две-три быв­шие подружки, влачащие жалкое существование на обычную «инженерную» зарплату и пособие на детей в размере 2576 «рэ» в месяц. Пообщавшись с реальностью, такие «птицы» с удовлетворением «впархивали» к приезду мужа с «работы» обратно в клетки и с удовольствием сами закрывали себя на здоро­венный золотой замочище. Опускали жалюзи, зашторивали окна и успокаивались. Не надолго…

 

Сейчас напротив  него сидела симпатичная брюнетка лет тридцати. Она вошла в ва­гон на предыдущей остановке. У незнакомки была приятная внешность: короткая (под мальчика) стрижка, ши­рокие, не выщипанные брови, аккуратный нос с едва заметной горбинкой, средней полноты губы, едва  тронутые  бледно-розовой  помадой,  родинка  над верхней  гу­бой.

Женщина равнодушно скользнула по нему взглядом, и он с удовольствием от­метил, что глаза у неё ярко-зелёные, широко посаженные. И это ему импонировало. Он ненавидел  людей с «глазами в кучку». Он профессионально оценил «образ», и принялся сочинять макияж: «Такие глаза хорошо подчеркнуть чёткой фиолетовой  ли­нией, которую, при желании, можно  растушевать. Тени берём «фаберли­ковские», например, «Лиловый минерал», наносим по центру века и под бровь. Не­плохо воспользоваться тональным кремом «Нежное прикосновение» бежевого оттенка, потому что у брюнеток кожа смуглая…» – он на секунду отвлёкся на бабулю, сидящую справа от него, когда та ощутимо толкнула его в  бок здоровенным баулом.

Он выпрямился, потянулся всем телом, и повернулся. Ста­рая женщина уставилась на него во все глаза, испуганно заморгала и отодвинулась.

«Итак, – он с наслаждением вернулся к прерванному занятию, – пудру тоже необходимо взять бежевую. Думаю, «История любви» будет к месту… – Он критически «осмотрел» своё творение. – С румянами – сложнее! Главное, не переборщить! Наверное, подойдут от «Эйвон» – «Легкая вуаль» натурально-розового цвета. А помаду выбрать чуть ярче, например, опять из «Фаберлик»: серия «Великолепные  губы»… Подводочный  карандаш, в  принципе, необязателен».

Он фантазировал, мысль парила, словно кисть художника над портретом: «Теперь тушь. Пожалуй, подойдет объёмная от «Макс Фактор» – «Изгиб до небес»…»

 

Неожиданно он перенёсся со своей «клиенткой» в другое место… Полумрак. Лёгкая музыка. Саксофон человеческим голосом, полным печали и страсти, говорит  всё  за  него. О чувствах, о мечтах, о планах на будущее.

Она просто светится счастьем. Уже разгла­дилась морщинка между бровей, ушло напряжение и скованность. Его рука – на её талии. Они танцуют медленный танец. И вдруг он чувствует, как лёгкая  дрожь пронзает всё  её существо…

 

Он вздрогнул и вернулся в реальность из-за ши­пения автоматических дверей. Симпатичная брюнетка чуть передвинулась. Рядом с ней примостилась при­влекательная блондинка.

«Чёрт! – внутри всё вскипело от возмущения. – Она уже почти была моей! – мысленно стукнул кулаком по коленке, но тут же начал успокаивать себя. – Спо­койно! Тише! Это же – выдумка! И ничего больше».

Пару раз вдохнув-выдохнув, он взял себя в руки. Он расслабленно откинулся  на спинку сидения и скользнул оценивающим взглядом по блондинке: «Явно крашенная! У корней – волосы  другого  цвета…»

Женщина куда-то опаздывала: поминутно смотрела на миниатюрные часики. Нервничая, она то и дело заправляла за ухо прядь волос, падающую на лицо.

Блондинка в отличие от брюнетки, была ярко накрашена. Её лицо, каза­лось, кричало: «Посмотри на меня!»

«Сначала стереть всё! – подумал он. – Итак… – он начал новую фантазию, как писатель начинает  новую главу  романа. – Что тут у нас? Губы полные, для них нужна матовая помада. Глаза – серые. Понятно, почему наложены  голубые тени. Чтобы глаза казались голубыми. Но я бы поэкспериментировал. Например, по­пробовал не тени, а подводку. Тушь взял бы не синюю, а «Серую вулканическую». Ру­мяна подобрал бы в розово-бежевых тонах  и  под  стать помаде…»

 

Вдруг они оказались на корте. Блондинка была одета в белое: блузка, коротенькая юбочка, гетры и бейсболка. Всё это шло его сопер­нице и отлично смотрелось на  загорелом  теле.

Внезапно он увидел мяч, летящий в лицо. Он отбил этого «провокатора», едва успев отклониться и подставить ракетку. Блондинка резво подпрыгнула за мячом, коротенькая  юбочка  на  миг  открыла  белые трусики…

«Не отвлекаться! – сказал он себе, стараясь унять сердцебиение. – Снова провокация! Чуть заглядишься, исход игры станет предсказуемым… Явно не в мою пользу!»

Её волосы, русые, а не белые, как в реальности, были заправлены в великолеп­ный «конский» хвост. И  он  грациозно взлетал  при каждом прыжке «хозяйки».

«Солнце, воздух и приятная компания! Что нужно для счастья зако­ренелому холостяку? – спросил он себя и неожиданно дополнил. – Нужна … се­мья!..» – Он уже готов был сказать этой женщине самые главные слова в мире. Оттого, как она их воспримет, зависит его дальнейшая судьба…

 

Он снова вздрогнул от громкого шипения дверей… Старые «кошёлки» с авоськами, «конвоировавшие» его с момента посадки в ва­гон, а потом дружно игнорировавшие, вышли. На их места устреми­лись две похожие друг на друга девушки. Он невольно закрутил головой, разглядывая то одну, то другую. Двой­няшки, оценив его знаки внимания, весело захихикали. Они не испугались его лица, наоборот, поглядывали на него с каким-то благогове­нием, уважением и (показалось?) сочувствием.

«Можно желание  загадывать!» – усмехнулся  он, приосанившись.

Им  было года по 22-23. Обе рыженькие, кудрявые, конопатые, голубоглазые.

«Если  загримировать светлым тональным кремом веснушки, – размечтался он, – а потом сделать макияж в золотистых тонах, а ресницы выделить тёмно-серой тушью, эти  симпатяшки  станут просто красавицами!»

Даже сейчас, когда рыженькие были практически без макияжа, они «осветили»  вагон: «Словно летнее солнце заглянуло, выметая из углов косые тени осенних дождей…»

«О-о-о! – восхитился он. – Кажется, я становлюсь сентиментальным!

 

Внезапно его словно столкнули с высокого обрыва…

Конь под ним дико храпел. Ветер бил в лицо, срывая с головы широкополую шляпу. С боков пристроились две белые в серых яблоках лошади. Они с легкостью не­сли своих худеньких наездниц. Девушки же, в одинаковых  бордовых костюмах, в маленьких круглых шапочках с крошечными козырьками, хохоча, старались его обо­гнать. Но под ним шел Лихой – конь-легенда! Чёрный, как вода в лунной заводи, как ночное небо, усеянное звёздами, Лихой играл с кобылами. Конь то обгонял их, давая понять своё превосходство, то равнялся с ними, и скалил зубы в  коварной ухмылке…

Он тонко ощущал настроение своего любимца, потому что его чувства были сродни чувствам коня.

Ах, какая  это была погоня! А какая охота?!.

Собаки тонко взвыли, почуяв добычу. Рыжий хвост мелькнул в траве между де­ревьями. Ещё немного, и они догонят добычу!..

Он сравнил цвет меха лисицы с цветом волос своих неугомонных спутниц: «Что ж, лисички-сестрички! Хорошо мне с вами!..»

 

Громкоговоритель в вагоне, словно ругательство, «выплюнул» название  станции. Приходя в себя, он чуть не выругался, но, вспомнив, что девушки, всё ещё рядом, вовремя остановился. Он устало провёл руками по лицу, невольно отмечая про себя, что шрамы никуда не делись. Как он их ни маскировал, как ни замазывал всевоз­можными кремами, они не исчезали. Лишь только время могло немного сгладить, при­тушить ярко-розовый цвет воспалённой плоти…

Даже знакомый пластический хирург, почти друг, практикующий после окончания медицинского университета в местной центральной поликлинике, отказался что-либо делать с его лицом.  «Ты перенёс такое!.. Для восстановления  понадобится время!..» – слова «друга» до сих пор эхом отдаются в голове.

Армию он «долёживал» в военном госпитале. Тех, кто его изувечил, не по­са­дили. Дело замяли. Вот, если бы исход был смертель­ным!..

С тех пор прошло «ой» сколько этого треклятого времени, но ничего не измени­лось ни во внешности, ни в отношении людей к нему. Друзей у него нет – повывел…

Он встал, кивнул на прощание рыженьким. Те дружно хихикнули. Вниматель­ным взглядом окинул вагон, как бы пытаясь запомнить лица спутников. И – вышел.

Он направлялся на работу, которая была его жизнью. Он любил её, как любят что-то знакомое, привычное, устоявшееся…

 

После ночной смены Андрей любил погулять, размяться, прежде чем ехать домой. Он шёл пешком до продуктового магазина, затаривался на неделю, и только потом отправлялся к станции метро.

Вот и сегодня он с двумя большими па­кетами вышагивал по знакомому до каждой трещинки тротуару. Ранняя осень ещё не успела закидать его жёлтыми листьями, уборщики собирали обычный человеческий мусор. К подземке Андрею не дал подойти плотный кордон полиции.

– Что случилось? – спросил он у первого попавшегося гражданина неопреде­лённого возраста.

– Теракт! – поделился тот и отвернулся, сосредоточенно уставившись на двери, ведущие на станцию.

– Когда?

– Вчера вечером.

Поговорив ещё немного с неразговорчивым «гражданином», Андрей узнал, что взрыв унёс много человеческих жизней. Мертвых вытас­кивали из-под обломков вагонов, раненых искали всю ночь…

Домой он добрался на маршрутке. А когда вечером сле­дующего дня заступил на смену, то увидел, что на ка­талках, которые он выдвинул из морозильников, лежали люди со знакомыми лицами. Он жадно выискивал своих «клиенток». И резко остановился, наткнувшись на брюнетку и блондинку. У светленькой практически не было никаких видимых повреждений. Только профессионал мог заметить несколько швов вдоль ли­нии волос да аккуратно пришитую ногу.

Брюнетку он узнал только по родинке над верхней губой и уже потускневшим зелёным глазам. Лицо раздулось, опухло. Тело было исполосовано швами, как будто женщину собирали по маленьким кусочкам. Патологоанатомы постарались на славу. Ему осталось только замаскировать следы их работы. И постараться закрыть ей глаза.

«Рыженьких-то нет! – подумал он то ли с облегчением, то ли с разочарованием, везя  брюнетку в свой «кабинет». – Буду надеяться, что им повезло… Или  не  повезло? – он вдруг зло улыбнулся. И эта улыбка была странной. Точнее сказать, страш­ной. Она стала похожа на оскал. А глаза остались мёртвыми, холодными. Почти, как у лежащей на каталке женщины. Но взгляд… Об него можно было обрезаться. Коридор, по которому он вёз свою «клиентку», был пуст. Поэтому ни кому «не выпало» испробовать этот своеобразный «скальпель» на себе.

«Теперь вы узнаете, кто я! – он торжествовал. – Вы все – мои! И снобы-юноши – уже без очков и дипломатов. И «качки» без сумок. И красавицы-женщины, – без поклонников и мужей. Я – ваш муж и любовник! Хозяин и Вла­стелин! Я – ваш Бог и Дьявол! Я!!!

Он торжественно вкатил каталку в небольшое холодное помещение. Стены здесь были белые, кафельные, как в операционной больницы.

Но это была не операционная…

Потому что он работал не в больнице…

Это был морг…

И он работал здесь… визажистом.