подлинная история кая, рассказанная им самим

Кто  что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают.

   Н. В. Гоголь

 

1.      Вступление   

 

Не сомневаюсь в том, молодой человек, что вы один из великодушнейших посетителей этой  чёртовой забегаловки. Чему ж обязан?  Хотя догадываюсь.  Многие до вас также угощали Кайсена и пивом, и горячим элем. И я нарушал правила секретности, которыми был связан с Писателем, но он многое переврал в той истории, и сам нарушил строжайшую тайну во всем, что касается Снежной Королевы.  И только мне посчастливилось прикоснуться к этой тайне! Поэтому всё это позволяет мне рассказать про некоторые стороны той давней истории, не обращая внимание на наши с ним соглашения. Кстати, я прав на счёт своего рассказа про путешествие к Северному полюсу? Угадал? Вот видите!

 

 Так вот, не только хочу удовлетворить ваше любопытство, но и желаю восполнить пробел в истории Писателя,  подробно рассказав про то путешествие, а также и про свою жизнь после возвращения, – лучшего предлога довести до вас мои воспоминания и не найти.

Давно уже я, молодой человек, устал отыскивать предлоги и отговорки, и в первую очередь перед собой, и сейчас, пожалуй, выложу-ка всё начистоту,  воспользовавшись привилегией старого человека, к которому всё реже и реже обращаются его близкие, не говоря уж о посторонних. Мои  давние воспоминания требуют выхода, и я сам же радуюсь вновь обретённому собеседнику, вернее сказать, слушателю. И не бойтесь моих лет – заявляю со всей ответственностью, что в моём рассказе вы не найдёте фантазий, вранья и лжи… Слишком долго я ждал этого случая, чтобы поведать о своих думах и чувствах, а они за долгие годы стали безупречны – надёжными и истинными.

 

Но все слова моего рассказа, по существу, не объяснят главного: не объяснят – ни почему я стал Её избранником, ни тем более  – почему навсегда Она покинула меня… Просто случайность, говорите вы? А я знаю, что случайность – этого слова всегда предпочитал избегать – только выдумка тех, кто не может иначе объяснить те события и процессы, которые происходят с нами в этом из лучших миров.  Долгие годы жизни, годы наблюдений и размышлений заставили усомниться в этом феномене. Хотя кивки на случайность позволяет многим остаться в блаженном покое и играть одними словами. Но случайностей не существует, существует наше незнание смысла этого мира, сути наших поступков и мыслей. Именно эти соображения помогли мне оспорить мнимый нейтралитет моей души и обратиться к подлинным воспоминаниям.

 

А вот сейчас вы сказали «любопытство»: любопытство – порок женщин… Эта фраза характеризует вас, как человека с юмором и остряка… Я оценил вашу шутку, если я правильно понимаю вашу улыбку. И не буду спорить с вами, ибо вы просто не были знакомы с этой женщиной – Королевой если быть точнее – поэтому не можете судить о том, что я умел ввиду, говоря о том выборе, который она сделала… Однако попрошу вас приложить усилия, чтобы понять меня, мою жизнь. Мне и самому интересно – почему?  Может быть, по ходу своего рассказа, и смогу найти ответ. Ещё Писатель интересовался причинами,  толкнувшими Её на столь, казалось, безумный поступок. Но и он не смог ответить. Вот даже вы не задали мне этого вопроса – либо вы знаете все ответы, – что вряд ли, –  либо слишком горды и не хотите разоблачить передо мной свою беспомощность и неготовность вести беседу…

Да, ладно – это всё ворчание старого деда. Не обращайте внимание.

 

 

2.      Начало  

 

Всё началось летом 1842 года – навсегда оно останется в памяти моей как хмурое лето. Пришло известие, что мои родители погибли на рыбном промысле – их шхуна разбилась в сильнейшем шторме, которыми так славится наше море. Рукопожатия, сочувственные улыбки и даже слёзы; “выше голову”, выдержка и благоразумие прежде всего! – да, в эту минуту, как, впрочем, и всегда, я всё понимал: но тепло ладоней на моей голове не могли растопить льда в моём сердце, и в глазах слёзы навсегда застыли льдинками – солнечные дни за последние 12 лет  исчезли для меня. 

 

Когда родственники и соседи покинули нашу комнату, закрылась дверь, то понял, как отупел от своих переживаний, руки мои опустились, и бабушка помогла добраться до кровати… В нашей комнатке поселилась печаль и тишина. И лишь мамина роза, как в ни чём не бывало, продолжала зеленеть за окном на балкончике…

   

Дни, которые превратили меня в заторможенного и холодного мальчишку, продлились на долгие недели. Разумеется, бабушка и соседская девчонка – Герда – пытались расшевелить меня, но это редко им удавалось. Если бы вы видели меня в то время, то вас бы удивило непроницаемое выражению моего лица. Герда моей холодности, моему застывшему горю, противопоставила всю свою решимость. И, наконец, её чисто мальчишечья отвага и, свойственная девочкам её возраста, ласка и  забота вернули меня к жизни. Оба эти качества в дальнейшем очень и очень ей пригодятся…

 

 Пройдёт время, я стану старше и пойму одну вещь: она не пыталась лживыми словами  изобразить как привилегию моё великое горе –  то, что я считал своим тяжким долгом! Жизнь продолжалась – расцветали розы, и горевать вечно я не мог. Одна часть меня оживала, тянулась к бабушке и Герде, но другая продолжала упрямо защищаться, била отбой. Мне казалось, я предаю память о родителях, казалось, что с моим интересом к жизни отпадает возможность помнить их. Ну, и как же я защищался от этих противоречий? Конечно, Писатель имел возможность и талант это всё изобразить более художественными формами, чем мой сухой рассказ, и он это сделал – все мои неприглядные поступки выписаны им тщательно и подробно. И я ничуть не осуждаю его – всё это было, и не зачем что-то украшать и опускать… Вот один из случаев!

 

Однажды моему другу Герде, которую вы уже знаете и цените как верного человека,

и считаете истинной героиней истории Писателя, пришла в голову спасительная, как ей показалось, идея. Она часто заставала меня любующимся цветком розы… Вот и решила подсадить к маминой розе свою. Пришёл раз к ней в гости, и она протянула мне горшок, в котором качались два куста роз – мамина и её. Очевидно, Герда твёрдо рассчитывала на моё выздоровление, и пыталась так бесхитростно показать, как она меня любит и заботится. Ни  один  мускул на моем лице не дрогнул.  Она не подозревала, что значила для меня мамина роза – точно в сейфе, в этой розе лежала моя память о счастливых временах, и вот сейф разорён и память порушена! Чужак вторгся на мою территорию, и безжалостно разорил, испоганил последнее пристанище моего хрупкого мира…

 Я не мог этого терпеть. Выбил из рук горшок и убежал прочь.

 

Две недели не разговаривал ни с бабушкой, ни с Гердой – заполнял время всяческими пустяками: дурачился и куролесил – причём дворовые мальчишки кажется это принимали за веселье. Но они не знали главного: все красоты окружающей действительности меркли перед моим взором – теперь стал видеть лишь мерзость и грязь. Писатель весьма точно передал то моё состояние, но он умолчал о главном – что в нашем мире отсутствовала настоящая красота – как, впрочем, и сейчас… Это в поиске её я растерял и своих друзей, и свою родню, и приобрёл взамен своё одиночество. Я видел ханжество непорочных, непотребство добродетельных, предательство верных, прелюбодейство любящих, мелочность щедрых… Я смеялся над ними, а душа моя плакала, видя погибающий мир, и селилась там мертвящая пустота. Что я мог сказать своим близким – что мир гибнет? Но я не мог и оставаться прежним, показывал гордыню и тщету – ибо знал, что такое же несовершенство было и во мне. Меня это тоже терзало…

 

А тогда мои злые неприглядные речи удивляли взрослых, доставляли удовольствие озорным друзьям, хотя и от них мне тоже доставалось. Моя неуравновешенность,  вспышки настроения, всевозможные злые поступки вскоре вошли в поговорку – я постепенно превращался в хмурого и злого мальчишку. И незнакомых бы удивило,  если бы им сказали, что ещё какие-то полгода назад  я был совсем другой: ласковый, отзывчивый и даже боязливый мальчик. Моим знакомым казалось, что я не владею собой. А было как раз наоборот – я вполне владел собой, и все мои поступки были тщательно просчитаны. Постепенно к нам перестали ходить бабушкины подружки, бывшие знакомые моих родителей: усатый Ларс перестал целовать меня в макушку, Гуннар уже не пожимал руки,  Олаф не приносил ракушек и крабов, тётя Хедвиге запрещала играть со мной своему маленькому Йёрну, а соседка Сигрид забывала приглашать к себе в гости на пироги… Лишь Герда ничуть не изменила своего отношения ко мне. Она спасла тогда розы и втайне лелеяла надежду, что когда-нибудь я стану прежним – солнечным мальчиком с крыши…

 

О,  избавьте меня от всяких примитивных излияний, скажете вы. Однако я уже подхожу к тому моменту, который переменил мою жизнь…

 

 

3.      Встреча   

 

Однажды в субботу,  за два дня до Рождества,  я остался дома – “под облаками”: выражение Герды, которая жила напротив – мои варежки прохудились, и бабушка обещала починить их.  Она ушла на рынок – рождественский гусь всегда украшал наш стол, а я сел у холодного окна гостиной. Горела свеча, я  выпил кружку горячего молока с куском хлеба и с минуту смотрел на язычок свечи, потом достал из кармана штанов пятачок, нагрел его на огне и приложил ко льду, намёрзшему на стекло. Монетка утонула, проплавив круглый глазок, и я мог выглянуть на улицу:  уже стемнело, и все больше и больше огней квартир дома через улицу, лавок на первых этажах и уличных фонарей приветливо мигали мне из темени ночи.  Напротив горел огонёк –  огонёк, который я всегда отличу среди множества других огней – там жила Герда. Начиналась метель, и хлопья снега всё гуще кружились в морозном воздухе. Вскоре повалил такой снег, что улицу не стало видно – обычно таких снегопадов у нас не бывало. Я молча наблюдал буйство бурана и размышлял  о  самых последних происшествиях. В нашей каморке было так тихо, что я слышал лишь своё дыхание, да тиканье старых ходиков. Известно ли вам,  что слово “грустно” связано как-то со словами “падать”, “опускаться”, терять силы? А слово “отчаянно” первоначально значило не что иное,  как взять направление на определенную цель – и к тому же едва успев принять решение? Это не я был отчаянным, когда двенадцатилетним ребёнком, обижал свою бабушку, передразнивал соседей и доводил до слёз Герду – это моё горе было отчаянным: почему мир был так не справедлив ко мне?! Или я мало пел псалмов богу? Или нарушал заповеди? Ничего подобного! А раз мои хорошие поступки ничего не значили, то теперь цель вполне определилась – нужно было отомстить этому жестокому миру! Пока я так думал, стекло успело затянуться и мне ничего не оставалось, как процарапывать новую дырку.  Когда вновь выглянул за стекло, то увидел, как на балкончике выросла снежная куча, а затем она принялась расти всё больше делаясь воздушной и кристально белой. Я отчаянно задышал на глазок, и когда вновь оттаял его, то моему глазу предстала ОНА!

 

Прошло уже столько лет, а я всё помню прекрасную женщину на моём балконе – и она манит меня к себе, загадочно и печально улыбаясь. О-о… Она была настоящей дамой – не то, что мы: с суконным рылом  – как бабушка сказала бы. Быстротечное людское время не было властно над тонкими чертами лица. А в глазах Её  пряталась вечность.…

Да, я испугался, а кто бы не испугался на моём месте?! Чтобы как-то приблизиться к такой красоте, нужно быть таким же прекрасным или хотя  бы служить ей. Теперь вы понимаете, почему когда я был близок к Ней не успел спросить её: чем я заслужил такую милость, что мне великодушно разрешили быть около неё?! – просто, будучи возле неё, я терял рассудок…

 

     Видел её каких-то пары секунд. Видимо сработало чувство самосохранения – я отпрянул от окна, не раздеваясь и, не дожидаясь бабушки, улегся в  постель, накрылся с головой, и так лежал – пока какая-то противная дрожь не стала бить меня, так и уснул, глядя на огонёк свечи…

 

 

4.      Поиски

 

В ночь я заболел. И мне моя болезнь, мой горячечный бред, казалось, пригрезились,  хотя слово “грезить”,  пожалуй, не совсем точное. Но нельзя же упрекать язык за то, что у него нет в запасе слова, обозначающего  этапы  того смутного состояния,  в которое я впал и при котором мне казалось, что я плыву в глубинах снежных бурь, среди причудливых вихрей снежного бурана, и белые совы касаются меня своими мягкими крыльями. А впереди, порхает, переливаясь в белом свете, красивая снежинка, у которой постепенно отрастают новые грани и стрелы, и она, в конце концов, превращается в прекрасную, изящную, женщину, что легко и с наслаждением двигается меж струй вьюги, разводя их тонкими ладонями, постоянно оглядываясь и мне улыбаясь – истинная повелительница этих бурь и сказочных существ.

 

Когда я очнулся, первая мысль была – какой странный сон! А также не было ни температуры, ни головной боли, ни кашля, ни хрипов – прекрасное самочувствие и неистовая потребность в движении на свежем воздухе, которую я тут  же хотел удовлетворить. Однако у моей кровати увидел Герду, которая  запретила мне вставать, пока меня не осмотрит доктор. Странно, но это меня не раздражило. Тут я посмотрел на наши старенькие ходики, и спросил сколько проспал. Вот тут-то Герда и ошарашила меня, сказав,  что провалялся я в беспамятстве двое суток.

 

Дисциплинированно, по установленному  расписанию пожилого доктора, провёл я последующие дни,  проделав необходимую подготовку к выздоровлению – строго, по часам принимал пищу, вёл требуемые измерения температуры, глотал горькие порошки что, как выяснилось вскоре, возымело должное действие: я невольно совместил упорядоченный,  не подверженный случайным обстоятельствам режим дня с закономерным действием высшей необходимости, снявшего с меня беспокойство, страх и сомнения, связанные с моей мистической встречей!  Не имея выбора, мы порой можем узнать,  почему делаем то,  что мы делаем. Тут все мои веские, а также невеские причины потеряли всякое значение по сравнению  с  одной,  которой вполне хватало: я захотел проникнуть в тайну Снежной Королевы!

Я даже не стал смеяться над плешивой головой врача, и его плечами, усыпанные перхотью…

 

Рождество уже прошло, когда я смог тем утром выйти на улицу. Доктор провёл все свои обязательные процедуры, покряхтел, посипел, и сказал, что я могу вновь вставать и заниматься своими делами. Точно избавившись от гнета,  я вскочил, надел своё пальтишко, новые варежки, которые связала мне бабушка за время моей болезни, махнул рукой Герде, которая приняла мой жест за подтверждение своего прогнозы  о  моём окончательном выздоровлении, схватил санки и выбежал на улицу,  ещё пустынную и освещенную утренним солнышком. Чувствовал я себя прекрасно, чего со мной уже давно не случалось. Так чувствует себя человек, сумевший наконец восполнить существенный пробел в своей жизни. Действительно – у меня теперь появилась цель! И я должен её достичь!

 

От дома отправился к городской ратуше. Она располагалась на холме, и высоко вонзалась своей башней в голубое небо. Признаться, я захотел оглядеть окрестности нашего городка –  какое-то смутная соображение мучило меня, и мне казалось: взобравшись наверх, смогу отыскать ответы на некоторые свои вопросы.

 

Я шёл, и восстанавливал в своём воображении неземную красоту посетившей меня женщины, которой был обязан приподнятому духу, и которая теперь занимала все мои мысли. Её присутствие во мне ощущал со всей достоверностью – она, затаившись точно кошка,  дремала во мне своим обликом. Признаюсь, меня это устраивало – достаточно было того, что в нашу первую встречу оттолкнул её… И та, как мне казалось, роковая ошибка терзала меня неизбывной виной… Но сегодня, мечталось мне, найду способ отыскать мою прекрасную незнакомку, и эта мысль воодушевляла меня.  Конечно, я не был связан строгой программой действий, поскольку не имел ни плана, ни методики поисков, но лучше всего человек познает свои возможности в условиях полной свободы передвижения. А что поиски я буду вести добросовестно, можно было не сомневаться! Снежная Королева вполне могла на меня положиться!

 

       Мое приподнятое настроение держалось полтора дня и одну ночь.

 

В то утро я быстро из дома выбежал, а пошёл медленно – мне понадобилось некоторое время, чтобы добраться от своего дома до ратушной башни.  Был ясный морозный день – дымы из труб тянулись вверх столбами, скрипели полозьями сани, лошади сыпали парные яблоки, на которые, ссорясь, тут же налетали воробьи, по тротуарам шли куда-то люди, свежий ветерок сыпал с крыш лёгкие снежинки. Они, кувыркаясь, осыпали меня будто пудрой, а я поднимал рукав пальто и смотрел на них – на их безупречные линии и хрупкие узоры. Было бы бесконечная зима – тогда бы я мог разглядывать снежинки бесконечно.  И почему раньше я не замечал их абсолютную красоту и совершенство линий?  Но это меня сейчас не смущало  – наоборот, я был благодарен судьбе, а вернее Снежной Королеве, которая  нашла время посетить меня и, которая дала мне такое сокровище – покой моей душе.  

 

На площади я остановился у празднично убранного здания ратуши – праздники отошли, но двери окна и крыльцо всё ещё хранили венки омелы и красивые ленты. Двери то и дело отворялись и закрывались, дребезжа звонком, пропуская спешащих горожан и посыльных, но меня это не пугало. Смотритель ратуши – старый Якоб – был знаком городским мальчишкам, и, нередко, мы забирались с ним на башню, чтобы помочь завести городские часы. Вот и сейчас я договорился с ним на это маленькое путешествие.  Пока же у меня оставалось время покататься на салазках. Что я и сделал – с остальными такими же сорванцами подкарауливали проезжающий экипаж и прицепившись мчались по городским улицам, ловя снежный дождь в лицо… Ямщики попадались всякие – могли и прокатить, а могли и полоснуть кнутом – сегодня на таких ни разу по-настоящему не обиделся.  И даже не оскорбил. Так как не желал испортить своё приподнятое настроение, а во-вторых, что-то мне не хотелось этого делать. Может быть потому, что я всё-таки нашёл в этом гниющем мире подлинную красоту?! И она окружала меня повсюду – а другие вовсе не догадывались об этом…

 

Знакомые пацаны, разумеется, целиком и полностью списали изменения произошедшее со мной на болезнь, и сочли, что это к лучшему. Я не возражал против – лишь улыбался – они просто не могли и представить, что со мной произошло! То, что изменило меня было не доступно для них, а моё давнее стремление найти абсолют наконец-то обрело вполне осязаемое исполнение. Однако ещё было нельзя поделиться с ними моим открытием – настолько всё ещё было хрупко и эфемерно, что всё могло закончиться не начавшись – как эти снежинки, которые плавились от одного нечаянного дыхания…

 

На улице я провёл несколько часов, и, когда часы пробили три часа, отправился к Якобу. Мне было 12, я лежал неделю в лихорадке, моя повышенная возбудимость прошла, я был здоров, обрёл цель своей жизни и пока не собирался увиливать от её достижения. И теперь главная проблема была в том, чтобы отыскать Снежную Королеву. Признаться, я не задумывался о том, зачем это мне надо, о чём с ней я буду говорить, да и, потом, с абсолютной красотой не разговаривают – на неё любуются…

 

Когда поднялся на смотровую площадку, и стал осматривать окрестности, то ещё не знал чего ищу, но только повернулся на север, то понял – вот оно! Я почувствовал где моя Королева – тучи, что шли с севера теперь ничуть не пугали меня, они манили… И я хотел, чтобы новая метель пришла как можно скорее… Да, это было так. Я ещё раз проверил себя – под звук тикающих часов и шелест шестерёнок обошёл кругом все окна ориентированные по краям света, но ни юг, ни восток, ни запад не притягивали меня так как север… Якоб, старый смотритель и привратник, заметив мой пристальный взгляд, направленный на север, сказал: скоро будет новая метель, видишь как всё обложило?

 

 

5.      Новый день

 

Разговор наш с Якобом состоялся как раз за день, когда меня похитили. Много ли нужно времени, чтобы изменить судьбу человека? Могу ответить с полным основанием – нет! Достаточно одного мига, чтобы понять и тщету своих стремлений, и глупость своих претензий, и убогость своего существования… Другое дело – как много времени вы затратите, чтобы выкарабкаться из той ямы, которую вам осветили в этот миг – мне не было бы жаль и всей своей жизни… Да, молодой человек – жизнь примерный срок для того, чтобы человек смог выбраться из выгребной ямы под названием «наш мир». Но есть и тайные ходы – по одному такому мне посчастливилось пройти…

 

Теперь я знал, куда могу пойти навстречу своей Снежной Королеве! Правильный ответ – на север! В этот вечер наша ухоженная подчердачная комнатка стала напоминать мне тюрьму, а совместный вечер у камина с бабушкой и Гердой стал пыткой. А всё потому, что все мои мысли похитила Снежная Королева.

 

На следующий день я проснулся рано. Воспоминания прекрасного лица сказочной девы на балконе поблёкли, и я с сожалением, как не пытался – не мог их сделать ярче и чётче. Впервые  меня посетила тоска и необъяснимая грусть. Теперь, проснувшись, и лёжа под тёплым одеялом, понял я, что не желаю быть маленьким мальчиком, которого вели по жизни за ручку его бабушка и соседская девчонка – я жаждал жить своим умом, и совершить такой подвиг, после которого Снежная Королева одарила бы меня своей улыбкой – ибо поняла бы, что живу только ради неё… Я ещё не мог знать таких слов, как «безответная любовь» или «раненый красотой», но догадывался что моё спасение в Ней – в моей Королеве, и избавить от тоски могли лишь её чары. И она нужна была мне не когда-то, а сейчас, сей момент! Но пока мог только смягчить свою боль, обратив взгляд на следы Её присутствия – на снег, или увидев клочок снежных туч на краю небес или каплю воды, застывшей в виде сосульки.

 

      Я пожалел только о том, что мои родители не смогут увидеть и оценить мой подвиг!  Но теперь, решив стать мужчиной,  я не мог долго сожалеть о безвозвратно потерянном, и быстро прогнал мысли о погибших родителях! Единственное, что чувствовал, – это жажду деятельности! Какова будет тактика на сегодняшний день?!  Интересно, а чтобы вы предприняли на моём месте? Аха-ха-ха! Конечно – идти навстречу Снежной Королеве! Вы уже догадались?! Вот и меня посетила эта мысль! Помните, старый Якоб предупредил о надвигающемся буране?! Так, вот, и в тот вечер, когда увидел Её, также был страшный буран! Мне, чтобы проверить свою догадку, следовало выйти в такой буран не побоявшись там погибнуть! И я не просто хотел доказать свою ценность,  подтвердив свою храбрость, как настоящий мужчина, но и найти Снежную Королеву, ибо нуждался в ней. Что сказал бы Ей при встрече – я не знал, просто не думал об этом…

  

     Когда встал, то подбежал сразу к замёрзшему за ночь окну. Пурга ещё не началась, хотя небо затянули серые мутные облака. Но моя душа чувствовала, что сегодня обязательно будет снежная буря, как в тот раз – не могла не быть! – ведь я так желал её… Позавтракал бабушкиными пирожками со стаканом киселя, и впервые за полгода подошёл к шкафу, где висели отцовские костюмы и мамины платья. Я стоял, вдыхая запах родных вещей и льдинки в моих глазах чуть было не дали трещинки, но, вспомнив, что дал себе зарок не оставаться дитём, подавил в себе предательские стремления. Я взял папин шарф, а на ноги одел мамины шерстяные носки. Устремив чисто машинально взгляд в окно, где напротив находилась комнатка Герды, подхватил санки у порога, и вышел за дверь…

 

 

6.      Похищение

 

К моему удовлетворению на плохо освещённой лестнице мне никто не встретился. В то утро  ни одна душа не заметила ухода жильца из квартиры под чердаком. В этом отношении все шло без сучка без задоринки. И зимний свет за входной дверью послужил мне как сигналом к новой жизни… На моём лице появилась улыбка, которая впоследствии так будет пугать Герду – ибо она была предназначена не ей – только моей Королеве!

 

Улыбка эта все еще живёт во мне,  я явственно ощущаю ее. Но также и знаю, что мне она больше никогда не удастся.

 

Я вновь отправился на площадь перед ратушей. Дождавшись снежного бурана – я бы взобрался на смотровую площадку, повернулся к северу, и стал бы высматривать в клубах снежных вихрей Повелительницу Севера. Это был первый,  пожалуй, самый простой план. Если бы он не сработал, то я бы просто напросто отправился к северу. Тем более, себя я чувствовал сильным, статным и  смелым. К убогому и недостойному мальчику, Королева бы не спустилась с небес, и не звала бы к себе…

 

Поприветствовал знакомых ребят, и вновь принялся вместе с ними за вчерашнюю забаву – прицеплялись к проезжающим саням и катились с ветерком вдоль городских улиц… Особым шиком считалось прицепиться к саням знатных сановников или первых богатеев города – так как кучера таковых были особенно злющие, и зорко следили, чтобы на их территорию всякие сопливые оборвыши не посягали. Поэтому мало нашлось храбрецов на новый экипаж, который появился на площади перед закатом. Огромные белые лошади гордо несли султаны на головах, серебрилась богатая сбруя, а огромные сани были устелены шкурами белых медведей. Кучера я не приметил, и поэтому храбро бросился к задку. Под завистливые свистки ребят прицепился и, три раза прокатившись по кругу, покатил с площади прочь…

 

Вдруг, как-то особенно быстро стало темнеть, полетели крупные хлопья снега – дунул холодный ветер… Начинался буран. Я попытался было отцепиться, но сани пошли ещё ходче, а порывы мокрого снега так слепили глаза, что я ничего не видел, а потому побоявшись упасть, перестал что-либо предпринимать. Признаться, я немного испугался незнакомого господина, который несколько раз оглядывался на меня, и укутанный в шубу до глаз мне кивал. В ответ я махал рукой, чтобы он остановил, и даже пару раз крикнул, но вряд ли мой сип, мог пробиться сквозь сильную позёмку и привлечь внимание этого важного господина.  Однако наинеприятнейшие ощущения возникли не от того, что со мной играют, а оттого, что насмешливая мысль билась в моей голове:  гляди-ка,  а ведь ничего не можешь сделать, какой же после этого ты настоящий парень?!..  И когда, не выдержав насмешливого голоса в своей голове, в очередной раз предпринял попытку освободиться, сани вдруг встали.

 

        Я был ослеплён струями метели, и не сразу понял, кто остановился около меня. И когда разлепил глаза, то увидел, что это была женщина. И эта женщина была Снежной Королевой! Именно Она помогала подняться мне с салазок и отвязать верёвку от полозьев… Причём я не чувствовал ни насмешки, ни снисхождение – а истинное участие и сочувствие…

    – Да, милый мой, – так обратилась Она тогда ко мне, – вот мы и встретились!.

 

Правда, быстро придя после ступора, почувствовал, как во мне рос триумф! И, попросив забрать с собой санки, которые были мне дороги, так как их сделал мне к зиме папа, я уже робея сел в сани с моей Королевой. Писатель здесь, в этой сцене, приплёл каких-то кур… Но это были огромные полярные совы, вот одна-то и понесла на своей спине мои санки…

 

       Вас быть может заинтересует то, что на тот момент я чувствовал? Чтобы вы не  подумали, что я застыл там столбом или пронзённый второй раз неземной красотой повалился в ноги, скажу, что – нет! такого не было – удовлетворение было, но удовлетворение, которое мы ощущаем сродни тому, когда после трудного пути доходим до дома: усталое и нежное… Надо сказать, что я чувствовал всё как обычно, реагировал на всё именно так,  как следовало ожидать: метель для меня оставалась метелью, холодный ветер также обжигал моё лицо и  я вскрикнул от удивления и восхищения, когда белые лошади обратились в оленей, а их великолепные султаны в рога!  Кажется, это несколько разочаровало вас. Но не забывайте, я оставался провинциальным мальчишкой и встреча с чудом входила в мои планы! Поэтому морально я был подготовлен к нему.

 

      Когда мы выехали за город, то стали подниматься в небо – дух мой замер, а глазам открылись великолепные просторы! Пространство было заполнено бешено крутящимися снежинками, но близость к Снежной Королеве позволяла пронзать мне вьюги и видеть предметы незамутнёнными и яркими.

 

– Что се есть? – обратилась ко мне Она на высоком слоге – Что делаешь? По небу летишь! Что видишь? Мой мир! Моё царствие! Но оно твоё будет! Не мечтание ли се? Не сонное ли тебе видение? Нет, нет и ещё раз нет! Мир се оный – твой! Теперь он твой, Кай, ибо чую в тебе силу каменную; делается моё воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от врагов ругаемое, вот и сделаешь его отечеству полезное, врагом страшное, всюду громкое и славное. Поведёшь его царство свое защищать, купно и возвращением отъятых земель дополнишь и новых провинций приобретением умножишь! Когда же восстающыя на нас разрушишь, купно и зломыслящих нам сломишь и сокрушишь духи и, заградив уста зависти, славно проповедати о себе всему миру повелишь! Желаешь ли сего, о Кай?! Будешь ли виновником бесчисленных благополучий наших и радостей, воскресишь аки от мертвых Северное королевство наше? Ежели так будет, то и воспитую прямым сын отечествия своего, которому по его достоинству добрии бессмертну быть пожелаю… Ежели проник, то и не исповедуяй в жестокосердии своем окаменей есть. Толикого добра и сердоболия своего уязвися! Верностью и повиновением утешь государыню и подданных королевства своего!

 

       Как думаете, мог ли я после подобных речей отказать? Только и произнёс:

       – А будут у меня коньки?!

       Вот это простосердечие видимо и сыграло свою роль…

 

– Ах, как истинная радость! – тут она смахнула две слезинки, которые скользнули по её щекам жемчужинами! – я, было, потянулся к ней, не мог спокойно видеть, как Она плачет – Не бойся, Кай, это не злоключение наше! Счастие! Ибо кого обрел се оный мир? Истинного королевича! Долго же искала я подобного, каковый да в тебе явитися – уж и найти в мире сем и не надеялась! И вот он – ты! Как нам не плакать, ибо сказанное утвердишь, недоделанная совершишь и все в добром состоянии удержишь!

 

       Я восторженно смотрел на Неё и речи её мёдом втекали в уши мои – ни посвист ветра, ни завывание пурги не мешали слышать мою Королеву. Я вскочил:

– Я всё сделаю, как Вы захотите! – шептал я – Только скажите, я всё сделаю!!!

– Вот и славно, мой милый – сказала Королева, и, обняв меня за плечи, поцеловала, а затем усадила подле себя.

 

 

7.      Версии

 

После этого разговора мы полетели дальше в снежных тучах. О чём-то непринуждённо болтали – уже не помню о чём! – поймите, я сидел в санях рядом с красивейшей женщиной мира; причём одной рукой,  погруженная в разговор,  она обняла меня за плечи. Два близких друг другу человека, двое заговорщиков, двое мечтателей… В общем, если вы удивлялись, что я не мог запомнить нашего разговора по пути к Её чертогам, то, чёрт возьми, вы никогда не были влюблены! В вашем сердце, молодой человек, царила тишина. Что? Вы говорите, что никогда не встречались с такой женщиной?! Поэтому и не следует вас осуждать за спокойствие в сердце и порядок в мозгах?! Ахахаха!!! Вновь острите?! Нда-а,  любопытством вы не страдаете.  Всё больше молчите, а у меня уже силы не те, что в ваши годы. А вот свиные рёбрышки с  бобами сейчас пришлись бы очень кстати, да ещё и кружка горячего эля не помешала бы старому Кайсену… О-о! Спасибо, вам, спасибо! Так, на чём я остановился? А-а-а… Похищение?! Вы говорите, что она может быть пыталась мне отомстить? Мотив мести,  конечно же, надо считать шуткой. Хотя небольшое наказание мне, возможно, пошло бы на пользу. И не за угрозы в адрес Снежной Королевы – тем более увидев Её никому бы в голову не пришло сажать Её на горячую печку! –  за проклятое высокомерие,  разумеется. За плохой пример, который я подавал другим. Усугубляя тем самым своё все возрастающее  отвращение к старенькой бабушке, за  мятеж против Герды… Нет, это не месть, тем более, как вы сами слышали Она говорила про каменную силу во мне, и слабость своих войск… Но, по сути дела, слова эти ничего не объясняют, а более запутывают ситуацию. Однако тогда без обиняков признавал истинными, те объяснения, что слышал от неё, и был удовлетворен ими. И, что интересно, и сейчас склонен считать их истинными, ибо Королеве не нужно было прибегать к таким низким и недостойным уловкам, чтобы завербовать глупого мальчишку,  и даже сейчас готов  обосновать  своё мнение. Поверьте,  я еще не утерял своего чисто стариковского инстинкта, который мне говорит: так страстно жаждет отмщения тот, кто чувствует себя униженным.  А что или кто могли оскорбить Повелительницу Севера? Даже если бы и нашлись такие, то всё равно не заполучил бы Её царство – таков порядок Мироздания – здесь таится что-то иное – даже может быть недоступное нашему пониманию… То, что ждёт ещё своего часа.

 

      И вот,  пока  мы  летели на санях в Её резиденцию, я с ужасом и восторгом смотрел на землю, проносящую под нами, и ничуть не сожалел об оставшимся у меня позади… Вы можете сказать, что это была своеобразная попытка обратить меня. Но поверьте, главный вопрос остаётся – а зачем Ей был нужен именно я? Я был  отягощён  проблемами, люди меня недолюбливали – да я и сам себя не любил, тем, более был достаточно умен, чтобы видеть тиски, в которые  попал,  –  между  мукой памяти о родителях  и  стремлении быть обыкновенным ребёнком, между  семейным несчастьем и желанием найти новое семейное счастье,  между желанием  вернуть прошлое и стремлением свою жизнь построить так, чтобы не жалеть об этом прошлом. Но тогда мне было не до копания в себе: судорожные потуги что-то доказать окружающим и самому себе, чувство ущербности, агрессивность – все это в санях у Королевы стало далёким, мелочным и неважным… Короче говоря, впервые после смерти родителей я обрёл хрупкое душевное равновесие, и ощущения, которые я испытывал вблизи этой женщины мне нравились…

 

    – Э…, а мы правда летим к Вам?! Вы  ведь  увозите меня к себе?!  – сказал я, с восхищением обратившись к ней.

    – Видишь ли,  – ответствовала Она, – ты ещё можешь отвергнуть моё предложение и вернуться назад.

    – Ну, уж нет! Раз я обещал быть с Вами,  – продолжил я,  – то своего мнения не изменю!

    – Это слова настоящего принца, – заявила Королева и поцеловала меня второй раз!

 Что ж, против такого аргумента мало кто мог устоять. Я вовсе перестал чувствовать холод – лишь жар восторга овладел мной. Обратил я свой взор на север и увидел сверкающую точку на фоне тёмного неба – то были чертоги Снежной Королевы. Мы пересекали льды океана и направились к сверкающей горе…

 

 

8.      У Снежной Королевы

 

Моя Королева показала мне свой мир – он был совершенен! Трудно передать словами то, что  я видел:  тревожные вьюги в бесконечных танцах вершили волшебство – они воздвигали стены дворца Снежной Королевы. Там не было холодно и пусто – фантазия Писателя многое  изменило в той истории. В беспокойном танце идеально симметричных снежинок не было хаоса – я улавливал ритм – и он совпадал со стуком моего сердца. Она дала мне способность разговаривать с ветрами и зверями. И когда белые медведи приходили в эти величественные залы танцевать, то я беседовал с ними. А рядом крутились беленькие лисички-кумушки, ометали пушистыми хвостами полы изо льда, и встревали в наши беседы. Моржи служили официантами, а с песцами мы играли в прятки. Знаете, что я узнал? Они не знали печали – так и должно было быть в этом идеальном мире – звери жили истинной жизнью: без тщеславия, без притворства, без двусмысленности. Они не знали зависти и злобы. Их мир был вечен, они были счастливы, ибо не знали людей кроме меня.

А когда прилетала Она, то танцевала только со мной. И когда мы кружились с ней на коньках по идеально-зеркальным полам то, то не было счастливее меня. А рядом радостно вальсировали бураны, вьюги и метели.

 

Исполинский замок Королевы находился во льдах Северного океана. Он возвышался среди торосов и тянулся своими сверкающими башнями к тёмному небу. Многие стаи полярных сов кружили над башнями. Я же осматривал с башен окрестные пространства – далеко, на юге, темнели берега, напоминая о родной Дании.

 

Я видел их, но это не трогало меня, я нашёл новую родину здесь, в безлюдных пространствах – и это были теперь мои личные пространства. Вместо тоски и грусти, примерно на уровне груди я ощущал пустоту.  Ничего удивительного – по словам Писателя там находился кусок кристалла. Но эта пустота не лишала меня уверенности – кроме едва заметной ностальгии по детским годам проведённых в мансарде со своими родными, не испытывал.  А ещё мне нравилось отсутствие людских взглядов, которые подтверждают, что ты “существуешь”. Мне нравилась мысль, что обо мне никто не знает, что думают, что меня нет, а я  – вот он! – есть… И когда-нибудь все поймут, как они ошибались!  Писатель,  видевший  во мне жертву бессовестной Снежной Королевы,  поспешил   отвлечь читателей от возможных попыток объяснить поступок Повелительницы Севера – и сосредоточился лишь на описании меня  – посиневшим, застывшим от холода, зацикленным на складывании ледяных танов мальчике; попытка эта удалась – мало кто задумывался – с какой, собственно, целью Кай был приглашён Королевой в своё северное королевство… Ну, а пока и я не задумывался над этим, удовлетворяясь той версией, которую услышал из уст моей повелительницы…

 

А вокруг льды, льды, льды – я научился любить этот суровый край – то, что любила  ОНА  любил и я… Не презирайте меня за то, что я любил ЕЁ, как и я не завидую более удачливым, которые не теряли своей любви – ибо смотреть следует не на посиневшие пальцы, и не на почерневшие губы, а в сердце. А оно у меня было совершенно – ибо, что может быть совершеннее кристалла льда?! Впрочем, почерневшие губы и руки – это всё страшилки Писателя. Важно было другое – желания мне свойственные  исчезли – я был свободен – абсолютно. Да, я забыл и бабушку, и Герду. Не помнил свой город и розы. Я забыл, каково бывает летнее солнце, что такое весна. Но взамен приобрёл нечто новое. Приобрёл же я СОВЕРШЕНСТВО…

 

Покрытые порошей, зеленовато-синие льды раскинулись без края, расцвеченные всеми оттенками радуги. Остроносые торосы наползали друг на друга, вздымаясь над поверхностью, будто  хотели попасть в небо.

С другой стороны замка, вдалеке, море, закованное льдами в трещинах и расселинах, сливалось с небом. Там всегда громоздились неясные очертание снеговых туч – поднимались грозными войсками, готовились извергнуть из себя холодные ветра и бураны, но я не боялся – царство моей Королевы, разливая блеск алмазных снегов, само повелевало армиями северных ветров. У каждого из них был свой зал в огромном дворце. Когда проходил по этим анфиладам бесконечных залов  приветствовал их: Мистраль, Бриса, Аброльос, Аджина-Шамол, Айрон-винд, семейство Норд-Вестов и клан Бора, Аи, могучего Севера, он же Норз, с сыновьями Аквилоном и Бореем, дядю их Норзера, Аакмана, Папагайо, Ороси с Японии, Пей-Фына и Эр-Чжи-Чжин-Фына с Китая, Сарсара – ледяной ветер смерти, Аль де Марса, Байшака, Хазри с южных краёв, Барбера, Бардани и Виза, Бинода, Близара, Блэкторн Винтера, Борвия, Удручающий ветер из столицы гренландских ветров,  Бюльби, Валлоне, Гальего, Гураглыка, Тара, Горга, Грегаль, Гуксена, Гюндулсу, Джебаны, Дрита, Жибуле,Фиуза и Улана с России, изящного Невадос де Сан Хуана, Заверть, Зейский ветер, Зимника, Ивана, Йоновека, Каскази, Курдаи, Кэтс Ноуза, Пойраза, Финский ветер и капризную Фурту,  Лизьё и Лотаре, Монтиса, Меан Мартена и Полака, Чандуя и Тегенвинда, Техуантепекеро, Савуайарда и Тлани-Ла, и много много других ветров и ветерков… Я знал их голоса и мог им подпевать. И, слушая меня, они взъерошивали мне волосы и гладили ласково по щекам.

 

Купался я и в горячих источниках Исландии, катался на санках по склонам спящих вулканов Этны и Везувия. А когда же жаждал коснуться звёзд,  – настолько они были неискаженны и пронзительны! – то Королева дарила мне и эту возможность: мы поднимались с Ней в небо и дух мой замирал  в животе. Видели бы вы чёрный бархат полярной ночи – небо было живое  – оно дышало. И каждый вдох пробегал веером красок. Ленты его дыхания изгибались от горизонта до горизонта и искрами восторга оседали в моей душе… Огромные просторы дарили мне радость первопроходца – а пурга всё песни пела, и подпевали ей заверти и замети … Уже на земле я падал на спину в пушистые сугробы и смотрел в недвижные звёзды – они пульсировали и мигали миллиардами лучиками. К ним поднимался, истаивая изо рта мой пар, а полярные куропатки приносили в клювиках веточки замёрзшей кислой морошки, а медведи мороженные тушки рыбы…

И всё это время Королева приобщала меня к тонкостям своей деятельности – например, после Италии, при посещении Северной Африки, показывала, как падение температуры в субтропиках и тропиках меняет режим осадков – как это делала? да просто – уменьшала зоны влияния летних муссонов, – а уменьшение осадков приводило к сокращению площади дождевых лесов и опустыниванию; падает уровень озер в Рифтовой долине, снижается речной сток, засухи начинаются… Зато при всеобщем потеплении все происходит с точностью до наоборот. Причем в Северной Африке небольшое глобальное потепление приводит к понижению и зимних, и летних температур! Это происходит в связи с тем, что при потеплении в регионе растет увлажненность, и значит, испаряемость. Ну а процесс испарения жидкости, вы понимаете, связан с потерей тепла. Даже дети знают, что мокрая тряпка прохладнее сухой… Теперь я знал насколько большая ноша была возложена на Повелительницу Севера – даже изменение на полградуса или градус среднегодовой температуры мог повлечь за собой изменение всей истории человечества… Но речь сейчас не об этом, не правда ли?

Ну, так вот – все эти посещения, развлечения и обучение продолжались для меня полгода. А потом пришёл Полярный день. Я видел, как восходит солнце: день за днём – всё выше, выше, выше… Тени делались короче, даль к горизонту всё прозрачнее…

 

 

9.      Размышления

 

        Свою историю, вы, конечно, понимаете, я рассказываю выборочно и все время  опасаюсь,  что наскучу вам.  Можете понять, как чувствовал себя парнишка непонятый и одинокий? Постоянно находиться среди людей, но не быть видимым. А когда тебя замечают, то смеются надо мной и считают сумасшедшим. И это началось сразу по возвращению в мой город,  который меня не узнал и стал мне чужим. Тогда я и городские обыватели жили на разных планетах, молодой человек. Старые уловки и проделки уже не могли тягаться с моим новым жизненным опытом – они уже не были мне интересны, перерос их одним словом. Мне теперь хотелось узнать, что получится, если я стану проповедовать принципы моей Королевы – стремлению к совершенству не только, да и не столько, физическому, но и душевному – в поступках, словах, мнениях…  Вот тогда-то  я  познал  все трудности пророков в своём отечестве.  Ибо первые слушатели мои чувствовали не себя виновными в душевной слепоте, а объявляли виновным меня, и окончательно удостоверились, как говорили, в непоправимости моего характера. Если бы меня попросили назвать в двух словах высшие добродетели нашего богом забытого городка, то я бы назвал невмешательство  и невозмутимость. Из-за такой вот очерствелости они, как ни жаль, и не способны были видеть мир таким, какой он есть в действительности. Уж больно мы, простые люди, прочно держимся за условности нашего обывательского мира. Словно рабы боимся поднять вверх глаза и оторваться от своих цепей, которыми прикованы к простому и удобно-понятому быту. Причём самый простой метод отмежеваться от всего непонятного и чуждого – перечисление фактов,  выдаваемых нами за научные отчеты, не правда ли? К примеру, вот их вопросы: как же ты мог прожить полгода при  -50, а чем питался всё это время в ледяной пустыне и т. д.? Что на это я мог ответить?

 

Сейчас вот пытаюсь вновь получить доступ во все заброшенные было уголки  моего  внутреннего мира. Вас удивит, но помогает мне в этом сам город, ибо моё происхождение и становление неразрывно связано с его историей. И та поразительная суть человека,  для которой существуют глаголы «жалеть» и «любить», проявляется в этом месте особенно ярко. Разум постоянно выговаривает мне за сожаление о безвозвратно утраченном.  А меня все равно волнуют судьбы некоторых  моих знакомых,  и все равно больше всего на свете я мучаюсь от желания вновь оказаться  в тех годах, ведь  некогда, пребывая в сумбурно-созидательном отрочестве,  они, дарили мне надежду на лучшее, на то, что люди станут более совершенны. Но шло время и оно всё более разлучало меня с моей мечтой. Теперь я живу лишь зимами – именно они остаются связующим звеном с теми уже далёкими событиями. Зимы значат для меня очень много: бездна вновь и вновь ведущих к разочарованию, но в то же время вновь и вновь зарождающихся надежд.

 

А тогда, я встретил своё тринадцатилетие на Северном полюсе, и Север незаметно стал для меня скоплением неисчерпаемых возможностей. Я был опьянён Севером, он внушал мне,  что поможет завоевать все и вся,  а его Повелительница умело направляла мои первые неумелые попытки управлять климатом, и в зависимости от ситуации отходила в тень. Именно тогда появилось ощущение,  ничем, правда, не доказуемое, что мне, теперь стало куда легче переносить тяготы душевных волнений.  Но вернемся к тому дню, когда я увидел Герду в ледяных чертогах Королевы.

 

10.  Герда

 

В книге у Писателя записано, что Герда сама достигла дворца Снежной Королевы. Это неправда. Это Снежная Королева однажды на закате полярного дня, принесла Герду в замок. Из рассказа Снежной Королевы следовало, что Герда на пути к Северному полюсу упала без сил и могла замерзнуть, если бы Снежной Королеве о ней не доложили полярные совы.  Чувствуя почему-то  укоры  совести,  я  помог Королеве уложить Герду на подножие трона. Подвел к  трону саму Королеву и предложил – ведь это же само собой разумеется – отдохнуть.

– Незавидной кажется мне моя участь – сказала мне Королева – ибо, что может быть сильнее любви в мире оном? Смерть лишь только …

– К чему вы говорите слова сии? – с тревогой спросил я: постепенно перенимал и её высокий стиль разговора…

Я подбежал к Герде и стал с тревогой вглядываться в её бледное, без кровинки лицо. Оно выглядело умиротворённым и спокойным. Дыхание еле вздымало её грудь. И понял я, что не могу бездеятельно наблюдать, как невозвратно отдаляется она от нашего мира.

Бросился я к подножию трона:

– Повелительница, как ей по летам и составу крепости многолетно ещё жити? Надеюсь и чаю, что не окончена сия жизнь!

В ответ, оглядев меня с печальной улыбкой, Королева сошла с трона и двумя пальцами, за подбородок, подняла моё лицо:

– Милый мальчик мой! Я могу исполнить твою просьбу, но вся та энергия, которую я сберегла на твоё бессмертие перейдёт на жизнь этой девочки… – потому, как Королева перешла на язык простолюдинов, означало, что она волнуется, и желает это показать мне… – Готов ли ты на это?!

 

Я смотрел в глаза моей Повелительницы и видел в них любовь, тепло и участие… И она всё видела в глазах моих…  Мог  ли  я допустить смерть девушки, которая преодолела такие напасти, шла на смерть, но не могла свернуть с избранного пути… Было ли ещё в ком столько природного дружелюбия и естественной готовности оказать помощь ближнему без того, чтобы не усугубить его ожесточение?! Я имел счастье быть её другом, и, не смотря на мою грубость, она не бросила меня, не отступилась… Не мог же я обмануть Герду в её ожиданиях, сделать её подвиг напрасным, – всё-таки уроки Снежной Королевы не прошли даром: из зачерствевшего мальчишки она сделала тонко чувствующую натуру. И не только это я чувствовал – было ещё нечто в сердце – и я боялся неосторожным словом разрушить это нечто, которое ещё не сформировалось, не обрело окончательную форму.

 

Королева молча поднялась, подошла к Герде и дотронулась до её груди своим жезлом… Я видел, как вздохнула Герда, и румянец чуть тронул ещё щёки… Жезл засветился мягким светом и через минуту погас… Королева, казалось, стала ещё бледнее…

– Мой мальчик, сейчас она спит… Я же изнемогаю от печали и жалости, ибо с этой минуты оставил ты нас великий принц, несостоявшийся монарх и отец наш…

 

Меня как громом поразило,  и я впервые в жизни увидел как величественна и холодна может быть Королева Севера!

– Знай, ничуть не обидел ты нас, променяв безмерное богатство силы и славы царства нашего на дщерь человеческую – и мир весь свидетель есть тому. Токмо о душе своей мужественной потщися – не дай одолеть её нестерпимой болезни, которую аще и усугубить может в тебе любезнейшая тебе дщерь сия. Как нам надеяться, что сделанное нами в себе утвердишь, недоделанное совершишь и все в добром состоянии удержишь?!

– Королева моя, верь! Во всех трудах своих и бедствиях неотступно буду следовать наказам и поучениям Твоим! – я вновь припал на колено и склонил голову. И с минуты этой понял, что потерял свою Королеву и свой мир…

– Вы же, благороднейшее сословие, всякого чина и сана, Ветра северные, верностью и повиновением утешайте Государыню и Матерь Вашу, утешайте и самих себе, несомненным познанием духа человеческого несломленного в деве сей видяще. Прочее припадаем вси принцу нашему, яко не весь Кай отшел от нас! Величество же самодержавнейшая Государыня ваша отрет сия неутолимые слезы и усладит сердечную горесть благостынным своим призрением детей оных, всех их  милостивне утешит, да отверзе вам путь на другой конец земли и простре силу и славу свою до последнего окиана, до предел пользы своей, до предел, правдою полагаемых, власть же нашей державы, прежде и на земли сей зыблющуюся, и на море крепкую ныне и в другом краю света постоянную сотворит.

 

Сказав это, Она махнула жезлом! Тотчас снежные олени подвезли её сани, ветра, которые окружали её трон, взвились, готовясь ринуться вслед… Королева наклонилась:

– Прощай мой мальчик! Будь счастлив! – поцеловала меня, роняя на меня слезинки, которые падая, превращались в хрустальные капельки, поднялась на сани, и, гикнув, исчезла в глубине коридоров…

Знакомые звери – медведи, песцы, совы, моржи, волки, зайцы, куропатки и прочие плача, подходили или подлетали к нам, тыкнув холодными или тёплыми носами, и облизнув мою протянутую руку, ковыляли прочь – они теряли сегодня и свою повелительницу, и меня, их несостоявшегося короля…

 

Когда дворец опустел и странно стал тихим, возле нас остановилась олениха, которая кормила меня до этого своим молоком. Она легла возле трона, чтобы согреть нас с Гердой – покинув Снежную Королеву, я лишился и способности не воспринимать холод. Положил Герду одним боком к оленихе, а с другой стороны обнял её сам. Всю ночь я очень чутко прислушивался к её дыханию, но Герда спала спокойно, и это успокаивало меня. Быстрота последних событий сбила меня с толку. Вновь стали возникать вопросы,  в которых прежде, как мне казалось, я хорошо разобрался. Я уже начал смиряться с мыслью, что порвал с людьми навсегда, но было достаточно явиться Герде, и вот так, легко, мои, тщательно воздвигаемые бастионы и крепости, рухнули – причём без сожалений и стенаний. В тот вечер не было произнесено слово «измена». Но Королева ясно дала знать, что никогда человеческий дух не сломается в нас с Гердой. Но какую же болезнь души Она имела ввиду, да ещё которую может усугубить Герда?! И вот с этой мыслью я уснул.

Проснулся я оттого, что под моим боком зашевелилась Герда, я вскочил и с надеждой стал вглядываться в её лицо. Олениха тоже вскочила и Герда открыла глаза…

– Ты?! – и столько в них было любви и тихой радости, что слёзы сами собой полились из моих глаз ручьями. А в груди, на уровне сердца уже не оставалось пустоты и холода – там билось горячее сердце, о котором я и забыл…

Никогда раньше я, Кайсен, не смел так откровенно говорить про предметы столь дорогие мне с посторонним человеком.   

 

Не стану расписывать подробно,  как мы вместе возвращались – у Писателя вы найдёте краткое и, в принципе, правдивое описание. Лишь вспоминаются короткие фразы, да рассказы Герды, которые я затем перескажу Писателю. Будто огромная тяжесть спала с моих плеч – и, согласитесь, на самом деле это огромная тяжесть быть ответственным за судьбы мира,-  может быть я и потерял бессмертие, но вновь обрёл способность, вовсю разойдясь, перебивать Герду в её шутках и смеяться друг над другом – всего этого я расписывать не буду. Упомяну только, что я уже говорил ранее: лишь только наступит зима, как всё поменяется… Но до неё ещё было далеко.

 

11.  По возвращению

 

Когда же по прошествии многих дней мы вернулись домой меня вновь потянуло к людям.  Разумеется, я изменился: это все верно заметили.  Но вовсе не требовалось непрестанно меня щадить. Вовсе не нужны мне были эти озабоченно-пытливые взгляды,  лишь мешавшие мне убедительно показать,  что кризис кончился, и я стал лучше, чем был когда-то. Нелепо, но именно теперь никто не хотел мне верить: сомнения окружающих всплыли на поверхность, когда мои развеялись.  Мое правдивая история повергала их в уныние, а их  стереотипное “как живешь? всё ли в порядке?” действовало мне на нервы.  И лишь дворовые мальчишки приходили в восторг от моих рассказов. Но меня их мнение обо мне теперь не трогало.  А это в свою очередь не устраивало их.  Поэтому я попал меж двух огней – взрослые не хотели слушать мои проповеди о красоте земной и душевной, а дворовые ребята просто стали считать меня сбрендившим от пережитых приключений. А что же,  собственно говоря,  я ждал? А вы? Что скажите вы? Как мне стоило вести себя?! Я спрашиваю просто, без всяких эмоций, так как вы себя и ведёте… Не знаете? Даже и не предполагаете? А я вот всё думаю: неужели Снежная Королева уже тогда хладнокровно высчитала ту цену,  которую мне предстояло заплатить за возврат в людской мир? Она предупреждала меня тогда, но я не так всё понял. Поэтому и должен был,  свободный от всех старых привязанностей, выйти из её игры, пережив боль. Тем более, я сам нарушил правила которые столь долгое время почитал священными. Что ж, в защите её я более не нуждался, поэтому Она и не стала смягчать удар, который нанёс мне мой бывший мир. Заподозрив, что именно Она это предвидела и, даже может быть, желала, я лишь пожал плечами. Я открыл тайну неуязвимости – равнодушие. Прошло некое время, и уже ничто не жгло меня,  когда при мне произносили имя «Снежная Королева» и просили издевательски рассказать о Её чертогах из сугробов или температуре Её снежных грудей…

 

Значительное облегчение,  мне принёс Писатель, который прослышав про моё приключение появился у меня дома с намерением записать его. Он довольно серьёзно выслушал меня и, профессионально задавая вопросы, заставил вновь пережить то путешествие… Благодаря его обещаниям опубликовать эту историю я мог позволить себе некоторое отдохновение души. Мне не было более нужды искать слушателей и нести им идеи Снежной Королевы. Это должна была сделать его книга. Я стал спокоен, и когда перед сном закрывал глаза, то фантазия уносила меня в прекрасное будущее – длинная череда картин,  рисовала братство людей и подданных Королевы: блестящее окончание моего предназначения –  мое имя у всех на устах, восторги, награды, неувядаемая слава. И, главное, признание и прощение Снежное Королевы!

 

    Вы качаете головой, вы порицаете меня. Вы, очевидно, ожидали, что в дальнейшем я ещё больше отступлю от своих чувственных впечатлений и ощущений, и подчиню их кристаллической чёткости и совершенной симметрии логики и анализа. И тут я разочарую вас. Что вы хотите, способен ли я был на то,  что не удается большинству ребят моего возраста, – жить без самообмана, лицом к лицу с действительностью? Понимаю, вы, возможно, надеялись, что хоть одному человеку это удастся – воспитаннику Снежной Королевы. Но слишком мало времени было у меня, да сможете ли понять, чего мне стоил взгляд Герды, брошенный на меня в тех ледяных чертогах, по сравнению со всеми моими знаниями, полученными от моей Королевы?! Вижу, все-таки понимаете меня, ведь в вашей шутке насчёт того, что миром правят женщины, есть доля истины. Вот и я отступил – стал приспосабливаться…

 

Мне тяжело рассказывать историю своего падения – но тогда это было не так! Наоборот,  с радостью прислушивался, как чувства мои, наполняя меня, заставляли дрожать мою душу –   чувства,  которые я давным-давно себе запретил,  способность к которым постепенно, видимо, утратил, находясь во владениях Королевы. Способности мои к холодному анализу и понимание языка птиц и зверей постепенно оставляли меня, переходя в ощущение невосполнимой утраты. Да, вижу, разочаровал вас, но это было, было! Сам того не замечая, я теперь тоже предпочитал легкие пути,  и обещание, данное Королеве, казалось теперь пустой бессмыслицей. Исполнение его больше уже не было мне столь очевидно, и постепенно забывалось, и перестало быть сосредоточием моих устремлений. 

 

    Нет, молодой человек,  Повелительница Севера не сошла,  чтобы ослепить предателя, что ещё раз подтверждает Её статус – настолько далека Она оставалась от мелочной мести. Но частичная слепота начала всё-таки одолевать и меня, ибо без нее в нашем городке невозможно в полной мере быть рядовым обывателем.  В случаях, когда раньше я бы вспылил, ныне я оставался равнодушным. Не свойственное мне прежде довольство овладело мной.  Соглашения,  на которые я пошёл с Писателем, к которому испытывал сильное доверие, позволило мне вполне легитимно умалчивать о своей встрече с Королевой и своём путешествии к Северу.  Я воспретил себе грусть, как бесплодное расточительство времени и сил. Мне уже не казалось опасным, что я теперь причастен к тому образу жизни, за которое клеймил недавно достопочтенных бюргеров, и перестал заниматься разоблачением душевных переживаний. А ведь, казалось, совсем недавно я был вынужден взваливать на свои плечи всю громаду земного шара, под тяжестью которого едва не валился с ног,  и посвящал себя реальной жизни, её предназначению: соблюдению климатического баланса. Если бы там, на Севере, мне сказали в кого я превращусь через пару месяцев, то я бы подверг его обструкции, пылая неподдельным негодованием… Более того, мой взор всё чаще и чаще стал останавливаться на Герде – она уже не выглядела угловатой невзрачной девчонкой с двумя косичками: Герда превращалась в красивую, полную достоинства девушку… И я уже не мог как раньше бесцельно болтать с ней о чём-то постороннем. Иногда окунаясь в её взгляд своим я терялся – интонации моего голоса предательски менялись, я замолкал, а она быстро опускала голову, и в эту минуту мне казалось, что я теперь не знаю Герду из прежних времен. А однажды я прикоснулся к ее волосам, настолько мне они понравились – гладкие и белокурые… И она сказала:

   – Послушай,  Кай, ты очень изменился, я теперь буду всегда бояться, что ты вновь уйдёшь к той женщине…

   –  К какой женщине? – притворился я непонимающим.

   – К Снежной Королеве, – ответила Герда. – Я видела её, там, на севере, когда упала. Она прекрасна. И если она похитит тебя ещё раз – знай, этой разлуки я уже не смогу пережить…

     Сказав это, Герда вскочила и убегла.

 

 Да, выше всего мы ценим признание и понимание своей нужности близким людям, и ту радость, которую эти признания несут. Но слова Герды повергли меня в смущение,  от которого, спасаясь, я занялся розами… Мне теперь не было решительно наплевать на её слова. В душе поднялась эмоциональная буря, и я не знал, огорчаться мне или радоваться: во мне, оказывается, теперь жили две, в корне отличающиеся друг от друга, личности, что грозило в будущем большими смутами и переживаниями… Оказывается, ещё не до конца умудрился узнать себя, думал, что уже ничто никогда не сможет озадачить меня. Ошибался. Не смотря на ту игру, в которую играл по возвращению в мой город: “быть-всегда-начеку”! Герда не догадывалась об этом, и поэтому не задумываясь нарушила все правила: вручила свою судьбу в мои руки – как когда-то Королева вручила судьбу своего царства в те же руки. И моё правило: ни от кого не быть зависимым,  которые до этого надёжно защищал мой внутренний мир, на этот раз не сработало. В который раз я выпал из своей роли! Что же мне оставалось делать? Я все еще думал,  что мне ответить Герде, как понял, что она стала избегать меня или встречается со мной лишь в присутствии бабушки.

 

12.  После публикации

 

Конечно, я помню, когда появилась книга: был понедельник, сентябрь 1844, погода в тот день  стояла  солнечная. Под ногами хлюпали лужи после ночного дождя, а я шёл на фабрику – весной мне исполнилось 14, и я овладевал профессией столяра. Около дверей книжного магазина стоял его хозяин,  явно поджидавший кого-то. Увидев меня, шагнул навстречу, и, потрясая воздетой вверх книгой, вскричал:

– Кай, да вы теперь с Гердой знаменитости! Ты только посмотри, здесь про вас пишут!

Я же, не выказав ни капли удивления,  не подав ни единого знака, который свидетельствовал бы о том, что меня ошеломило его известие, держался так, будто для меня нет ничего более обычного,  чем публикации о нас с Гердой в столичных книгах – а в душе поднимался восторг!!! Я поприветствовал господина Нильса: можно взглянуть? Господин Нильс, сверкая довольствием от своего великодушия, разрешил взять мне книгу насовсем – это было второй том «Новых сказок» Писателя.

Отойдя за угол, я тут же присел и залпом, глотая строчки, прочёл историю про Снежную Королеву. Вернее сказать это была история Герды. Сохраняя присутствие духа,  поднялся и продолжил свой путь.

 

Вечером с непроницаемым лицом объявил Герде, что она самая настоящая девушка из всех девушек,  которых  я знал, протянул ей книгу и ушёл.

 

Я стоял у окна, и любовался розовым кустом, когда услышал что стучат в дверь. Это была Герда. Она пришла ко  мне на этаж,  чтобы слить свою меланхолию с моей.

    – Он уничтожил Снежную Королеву, – сказала она, – и твою мечту, но Он не уничтожил нас… Давай воспользуемся этим!

    Никаких неподобающих вопросов, никакого удивления, никаких упреков. Книги не было в её руке… Мы просидели в комнате весь вечер, бабушка приготовила нам чай. А потом сидели друг подле друга без сна и всю ночь. Я был всего лишен, а значит, погрузился в полное молчание. Герда всё спрашивала: почему ты молчишь? Видимо, думала,  что в моей власти говорить или молчать.  Но теперь я стал никем. И ей не  под силу  было  представить себе всю глубину той тишины,  что царила во мне. Никому не под силу было представить себе эту тишину. Я  ломал  голову над тем,  какую же ошибку совершил.  Ибо счастье моё до сих пор покоилось на простом ожидании исполнения своего предназначения. Но ожидания оказались обмануты, и я не знал, как исправить создавшееся положение. Я мог бы поехать к издателям или газетчикам, и, нарушив обязательство о сохранении тайны, заключённое с Писателем, обрисовать им настоящее положение дел. Или мог поехать даже к Писателю, призвать Его к ответу. Но я также прекрасно понимали и то, что стал бы биться в глухую стену: кто мне бы поверил?  И я никуда не поехал. Я решил писать свою книгу. Герда была готова перебеливать листы, но слова отказывались ложиться на бумагу, всё что выходило – выходило коряво и нечитабельно. И я потерял себя ещё раз. На этот раз  невозвратно.

 

    После своих безрезультатных попыток что-то написать, я лег в постель и не поднимался трое суток. Мне было трудно примириться со своим поражением,  пусть даже физически я чувствовал себя  совершенно здоровым.  Поскольку тогда врачи ещё не были  знакомы с понятием “меланхолия” или «срыв»,  то уже знакомый вам плешивый врач определил моё заболевание более понятным словом – “сплин”. А мне чувствовалось, что я нахожусь перед неизбежной развязкой всех запутанных своих дел. И это была не какая-то глуповатая классическая драма, это была жизнь моя… Я уже был не тот Кай, что два года назад, и догадывался, что слово «грусть» связано со словом «любовь», а «отчаяние» подразумевает «безнадёжность». Сейчас я понимаю, что невольно встал на путь раздвоения – с одной стороны стремился быть обыкновенным среднестатистическим парнем, не подверженным случайным чувствам; с другой – стремился стать проводником высшей силы, не понятой и не разгаданной – силой, которая по сути дела должна была освободить нас от страха и сомнения перед завтрашним днём. Однако тогда моя слабая борьба с обстоятельствами была слабым утешением моего самолюбия, ибо противоречила чувству уязвленной справедливости и ставила на путь фатализма и всепокорности. Я стал овладевать своими поступкам, мыслями и чувствами. То время вспоминается плохо – казалось эти месяцы я не жил: мне кажется, я существовал как рыба в аквариуме – мутный эфир окружал меня, все мои чувства были замороженными, а поступки заторможенными; или я был растением – вялым и безжизненным.

 

Ну, что? Заслужил я ещё одного бокала вина?! Все, что я вам излагал, все мои воспоминания и размышления, вы вежливо выслушали,  но, понимаю, вам до этого явно не было большого дела.  Вы оставались бесстрастным,  и я вам об этом сказал. Вы и глазом не моргнули. Вас интересуют не перипетии моего жизненного пути, а нечто особенное – путь к северному полюсу, или координаты замок особы, которая однажды похитила меня. Всё это знакомо – не вы первый, и надеюсь, не вы последний… Когда был молод я возмущался! И хладнокровно ополчался на празднолюбопытствующих. Я прекрасно помнил, как были похоронены мои мечты, когда наивно открыл свою душу, свои надежды и желания Королевы перед таким же вот любопытствующим… Я часто мысленно разыгрывал сцену встречи с Писателем,  в которой, вооружившись  своим  новым жизненным опытом, нещадно бил его оружием  обвинений, угроз и упрёков. Каждый ход,  каждую позицию знал наизусть.  Но, прожив определённое число лет, потерял к этим сценам всякий интерес. Пришло другое –  начал догадываться,  что не так уж это плохо, что люди интересуются той историей! Это значит, что я еще раз могу попытался попытаться восстановить истину – и не дабы козырнуть тем, что это было со мной, а всё-таки чтобы донести до вас, людей, что существует другой мир, и он пытается удержать равновесие с миром нашим… Не знаю – плохо ли, хорошо ли у меня получается, но я пытаюсь – и так раз за разом…

   

Я уже несколько дней не выходил из дома… Бабушка, должно быть, подумала, что мы поссорились с Гердой, и как Герда не переубеждала её – не верила. Но ничего мне не говорила, просто ходила  рядом и глубоко вздыхала. У меня не было желания бегством что-то объяснять – и не потому, что было уязвлено самолюбие. Глубоко ошибаетесь. И не потому, что был что опечален, или,  что вообще отказывался понимать все перипетии последних дней. Я заперся от мира потому, что все это время судьба оставалась глуха ко мне: родители погибли; Снежная Королева, которую я так настойчиво искал, исчезла; Писатель, на которого понадеялся и которому доверился – обманул; соседи и близкие считали пропащим; ребята во дворе – чокнутым… Мог ли я после всего этого оставаться довольным и всё время прощать её?!  – тогда ответа я не получил.

 

«Дело табак» – это выражение моего отца всплыло в моей голове. Я лежал и смотрел в потолок. Но не некрашеные доски видел я и не узоры сучков и годовых колец – а тёплые картины детства всплывали в памяти моей.  Родители сидят в своих в  своих  креслах  у камина и смотрят в огонь..  Книги,  которую читал отец, лежит у него на коленях, а у мамы в ногах корзинка с вязанием. Папа держит в руках бокал с вином – глинтвейн – он предпочитали его всем остальным винам. Бокал старинный, на длинной ножки – из бабушкиной коллекции. Он что-то говорит, а мама счастливо смеётся! Я смотрю на них, и сердце заполняется счастьем. Я сижу на маленькой скамеечке под присмотром бабушки и кидаю в  огонь щепочки. У отца тоже счастливый взгляд – он отвечает на мамину улыбку и подмигивает мне, я жду этого движения и довольный отвечаю тем же…

 

Слёзы катятся по моим щекам…

 

К концу недели Герда напрямую заговорила о моём отказе ходить в мастерские на фабрику, о том, что бабушка не спит ночами –  как-будто сам этого не знал! –  что надо что-то делать и решать для себя… И тут Герда расплакалась.  Моя тихая скромница Герда, с горячим сердцем и бескорыстной любовью… Это настолько было большое потрясение для меня, что я привстал на кровати. Её слёзы будто осветили меня – моё отвратительное высокомерие, моё пренебрежение ею… Она сидела у окна на стуле бабушке и прижимала передник к глазам. На улице уже стояли холода и на плечи её был накинут платок. Помню потому, что мои ладони коснулись её вздрагивающих плеч:

– Герда, ну что ты? Герда, перестань! Ты и не знаешь, какие надежды связываю с тобой!  Знаешь ли ты,  я на многое готов, чтоб ты не плакала?! Даже собиралась выйти завтра – совершено серьезно. 

Её неожиданные слёзы и слом вывели меня из омута сплина. Я искренне негодовал на себя и на свою слабость – ибо как-то забыл в эти дни, что рядом есть близкие люди, которым не безразличен, и что гублю их своей холодностью и отстранённостью!  

 

    Я отвёл Герду домой. А дома у Герды было всегда красиво. Садик на балкончике и квартира тщательно ухожены. Ни одной грязной чашки, все постели застланы. Беспорядка она за собой не оставляла, не хотела,  чтобы ее хоть в чем-нибудь упрекнули.  Жила она с мамой на военную пенсию, которую им выплачивало государство за отца, невернувшегося с одной из бесчисленных войн. Думаю, вам не интересно будет знать, о чём мы говорили по дороге, да и после – к делу это не относится – главное результат! Месяцы жизни после этого события ушли у меня на то,  чтобы вновь вернуть себе  образ  мышления присущий жителям нашего городка и влиться в его жизнь.

 

13.Финал истории

 

 Знаете ли вы,  что значит “личность”? Это маска. Поэтому эти слова однокоренные: «личина» и «личность». Именно поэтому, надевая личину, мы начинаем играть роль – каждый свою. Или даже несколько ролей – и настолько маска прирастает к вашему истинному «я», что со временем невозможно одно отделить от другого! Впрочем, я говорю вам банальные вещи.

 

 Вот и тогда я надел свою личину: лёгкая улыбчивость, веселое настроение. Чувство облегчения  на одной стороне,  великодушие – на другой. Все сдержанно-счастливы – под чуткими взглядами соседей и хороших знакомых.  И через пару месяцев я уже потерял грань – где только искусное подражание хорошему настроению и приветливости, а где истинная радость и веселье. С Гердой мы стали очень близки, и не удивительно, что по исполнению нам восемнадцати лет мы поженились. Бабушка стала совсем старенькая, на токаря я так и не выучился, а стал, как и отец, ходить на рыбачей шхуне. Герда ждала меня на берегу, как и многие до неё жёны рыбаков, а кампанию ей скрашивал маленький Мартин, который народился вскоре после нашей женитьбы.

Обе женщины окружили его  всяческими ласками и любовью, так что в семье теперь истинный господин он.

 

Так, наверное, и было бы мне суждено жить на свете жизнью обыкновенною: таскать из моря треску, радовать своим возвращением женщин, нянчить маленького Мартина; сидеть, подобно отцу, у камина и слушать заливистый смех моей любимой Герды; по воскресеньям ходить в церковь и т. д., и т. п.  – ну, чем не рай?! Однако не всё так просто! Для большинства может быть мы и казались образцовой семьёй, и эталоном счастья. Но не для Герды, ибо она знала мой секрет. Приступы прежнего беспокойства одолевали меня только лишь в воздухе начинало пахнуть снегом. Пожалуй,  снег и спасал меня от той размеренной, и казалось бессмысленной жизни, которую я вёл. Только когда шёл снег я вспоминал, что существует другой мир, и я ему принадлежал – будто смутный сон я вспоминал свои способности понимать зверей, понимать законы струения ветров и течений, и многое другое… Герда всегда чувствовала эти мои настроения и всегда начинала тревожиться. Она не подавала вида и не хотела, чтобы я видел чувствовал её беспокойства. Со временем я научился скрывать свои «зимние» порывы – но никогда не забуду свою первую зиму после возвращения.

 

    Вызывала ужас не сама потеря – это принимается легко! – а необратимость потери. Ужас пришёл потом – в тишине, в тепле дома. Сотни раз я переживал встречи с Королевой. Вникал во все мелочи, в незначительные движения Её рук, глаз, головы…. И ужасался тому, что больше таких минут не повторится – явственно помнил Её пальцы и губы на моём лице – её обжигающие поцелуи. Она не целовала меня часто – ибо знала, что могу умереть от счастья!

 

И вот я, новый ваш знакомый, сижу напротив вас за ужином,  и разговор подошёл к концу. Не знаю,  достигли ли вы своей цели… Я же рассказал вам свою тайну, которая вовсе уже не тайна. Вы спрашиваете что это за ледяные таны? Ахахаха!!!!! Ещё одна выдумка Писателя! Многие хотели достигнуть северного полюса из-за них: помните в книге слово «вечность» собралось, а я не загадал желание… Нет, не было ледяных танов – была ледяная карта земных полушариев, а на них ледяными стрелками показывала Снежная королева своим ветрам пути океанических и атмосферных течений, и учила меня искусству равновесия этих путей… В опустевших Ледяном замке, в тронном зале до сих пор можно увидеть эту карту с разбросанными ледяными стрелками. Ну, а вечность, вечность – это и есть проклятие Снежной Королевы. Я вот чего сейчас подумал: может быть я понадобился Королеве освободить её от этого проклятия? Ведь глядя на мои игры, на мимолётные мгновения моего счастья она желала познать их. Пожелала понять, что значит любить и быть любимым – да, Она не любила никого. Но совершенству не надо любить – ибо это уже будет несовершенство. Она позволяла любить себя – и это было главное.

 

Во мраке памяти покоятся воспоминания о моих детских приключениях, о Ледяном замке Снежной Королевы. Сейчас он пуст –  Королева покинула его ледяные чертоги. Не смогла примириться с моим уходом. Так вот, открываю вам тайну – помните последний наш с Нею разговор и Её уход?! Так вот, это был не разовый акт, теперь у Неё новый дом – на Южном полюсе. Почему? Может быть, осмелюсь предположить, что просто не смогла жить в прежнем дворце, где перестал звучать мой детский смех, где теперь никто не играл в салки и прятки. Там, в пустыне вечного одиночества, она боялась более страшного заточения – заточения в своих воспоминаниях. В последние годы, я часто думал, да и сейчас так считаю, что под влиянием нашего общения, Снежная Королева изменилась больше,  нежели я сам. Поистине, только неземная красота Её ничуть не переменились. А вот душа… – она стала иной, более человечной что-ли…

 

Но не только грустит Она, мой друг, грущу и я, но не сетую – потому, что грусть это терпение, терпение это опыт. А там, где опыт – там надежда. В этой жизни нет иного блага, кроме надежды. Может быть кто-то другой,  юный, вот вроде вас, наверняка сможет достичь её и освободить её душу. Спасти мою Королеву. Так, что если желаете найти Её – то вам совсем в иную сторону… Мне же сейчас противен этот большой город – о, он значительно вырос со дня моего детства! – где нельзя уже любить, где не найти совершенства. Люди здесь боятся холода – и потому прячутся в чёрных прокопчённых стенах. Я же холода не боюсь – каждый раз жду зимы, когда белый пух полярных сов скроют всю мерзость и грязь этой части мира. До сих пор я могу  слышать мелодичные позвякивания стеклянных кристалликов снежинок, до сих пор могу различать сотни оттенков белого.

 

Сейчас я живу в мире своих воспоминаний, в мире Её совершенства – диком, холодным, но вольном и лишённым греха. Герда покинула меня, окончив свой земной путь, Мартин вырос – выросли и его дети… Уже его внуки смеются над рассказами прадеда и дёргают его бороду – так что живу я бесцельно и бессмысленно,  грею тело под этим холодным солнцем, слушаю мелочные разговоры, а по ночам вспоминаю необыкновенную женщину: прекрасную и мятежную – повелевающую армиями ветров. Женщину, дерзнувшую стать смертной, чтобы познать несовершенство нашего мира, и пережить минуты счастья и любви со мной, маленьким мальчиком.

 

Теперь уже поздно гадать, как сложилась бы моя жизнь не встреть я Снежную королеву.  Но я обязан сказать:  не от меня зависело – идти за ней или нет. По крайней мере я смог покинуть Её пока еще было время. Можете многое поставить мне в упрек – и я вряд ли что смогу сказать в свое оправдание,  – и прежде всего легковерие, послушание,  зависимость от условий,  которые Она мне навязала. Но поверьте, я многим искупил и своё лёгкомыслие и заносчивость. И сейчас, сидя перед вами, со всей искренностью говорю вам: другой истории своей жизни вряд ли могу пожелать…Ну, а теперь спасибо – выслушали старика. Кого должен поблагодарить за кружку пива? Как?

 

 Как вы сказали – Руаль Амундсен?

 

Александр Жебанов