Игорь Пикулин, стихи, Рузаевка, МордовияИгорь Пикулин, родился 2 апреля 1967 г.

На просьбу написать о себе автор ответил весьма скромно:

“Живу в Рузаевке.
Я не знаю, что писать… Моя биография слишком обычна”.

Являюсь законченным атеистом, но в стихах то и дело появляются боги и порхают ангелы.

Этой публикацией мы открываем новую рубрику “Журнал Liter-RM”, в которой будем представлять произведения наших авторов

Представляем подборку стихов поэта…

***

Сплетает осень свой жёлтый кокон.
Октябрь в унынье – необычаен.
Из утеплённых на зиму окон
Звучат романсы глухих окраин.
А окна брызжут лимонным светом,
В них тлеет жизни костёр колючий;
Там копят годы, грехи, монеты
И в бога верят на всякий случай.

Там время молча остановилось
У телефонной разбитой будки,
Чуть постояло, и укатило
На круглобокой лихой маршрутке.

Жизнь тихо тлеет окурком “примы”…
Чего же боле – финал печален:
Пятиэтажки неповторимо
Поют романсы глухих окраин.

***
Хандрить – нехитрая наука,
И город полнится хандрой,
На чердаках пылится скука
С другой ненужной ерундой.
Там, где цветут вражда и зависть,
Нет место краске цвета blue.
Маляр закрашивает надпись,
Осталось первое: “Я лю…”
А мимо правильные люди
По заведениям спешат.
У нас потребность в милом чуде
Сегодня меньше во сто крат.
А мне приятно видеть это:
Что март – замена февралю,
Что непременно будет лето,
Что кто-то здесь кого-то лю…,
Что от пекарни пахнет хлебом,
А дождь похлюпал, и умолк.
И в каждой луже видно Небо!
И в каждом звуке слышен Бог!

***
Проникнусь мыслями о вечном.
(Со мной случается такое)
И взгляд направлю в бесконечность,
В то нечто тёмное, большое.
Вдруг станет сумрачно и дико,
И тихо, как в библиотеке,
Нахлынут дней минувших блики
И лица тех, кто смолк навеки.
Как всем нам хочется поверить,
Что жизнь для нас – всего лишь веха,
Что нам потеря – не потеря,
А встрече лёгкая – помеха,
Что мы ни капельки не бренны,
И крылья души обретают,
Что не одни мы во вселенной –
Над нами ангелы летают.

***
У лошадей глаза печальные.
О чём, скажи, они грустят?
Быть может, видятся им дальние
Края, где пенится закат,

Где на просторах, в зелень ряженых,
Шумит ромашковый прибой,
Где ивы спят, и ветер пряди их
Колышет ласковой рукой.

Там васильками крыты площади
И зреет яблоко-луна;
Там нет людей, есть только лошади;
Там лошадиная страна.

Им снятся сны необычайные,
Когда холст неба рвёт гроза…
У лошадей глаза печальные,
Большие, добрые глаза.

***

*
Утро. Дача. Стол. На нём
Чашка с кромкой золотой.
Чай с лимоном и дождём,
Ночь с жасмином и грозой.

*
Ещё слышен дневной солнцезвон,
Небеса ещё света полны,
Но уже показался дракон
На полотнище белой луны.

*
А к нам в нарядном платье длинном
Вернулась осень, сделав крюк,
И стрелка стаи журавлиной
Опять повёрнута на юг.

*
Ветер деревья полощет.
Август пустился в полёт.
Веник берёзовой рощи
Звёздное небо метёт.

*
Растаял ураган за лесом где-то,
И больше не швыряется листвой.
На молнию застёгнутое небо
Деревья оделяет тишиной.

***

Горела лампа – свет как свет-
(Довольно нудное начало).
А что же дальше? Может… Нет!
А впрочем, – Музыка звучала,
Мотивчик Гайдна – звук как звук,-
А может, что-нибудь другое,
А май, отбившийся от рук,
Стучался в окна. Что ж такое!
Опять словесный карамболь.
Закончу так, пожалуй, это:
Душа болела – боль как боль,-
А май стекал по капле в лето.

***
Ему быть веселым всегда удается.
Он против хандры и вражды.
Он носит в кармане карманное солнце
И светит, по мере нужды.
В его портсигаре не “Кэмел”, мотивы,
Что есть у него одного.
И как же охота чуть-чуть позитива
Стрельнуть иногда у него.
Апрельское небо шуршит облаками.
Повеяло жизнью с полей.
Он носит за пазухой точно не камень –
Шум сосен и крик журавлей.

***
Вечер крылья сложил, исчезая за лесом куда-то,
И, склонясь над водой, ивы спят у небыстрой реки.
Вот и кончилось всё, снова алая роза заката
На поднос тишины осыпает свои лепестки.

Вновь туманная мгла расстелилась вокруг всем на диво,
И опять Водолей из пустого в порожнее льёт,
И на крышах домов ночь колдунья, усевшись игриво,
Смоль волнистых кудрей чешет гребнем мерцающих звёзд.

В час, когда снова ночь к нам в окошко стучит звёздной гроздью,
Может, ближе ещё мы становимся небу, как знать…
И не хочется спать, хоть, пожалуй, достаточно поздно,
Всё ложатся слова в эту жадную губку-тетрадь.

В чёрном море ночном виден лунный драконовый остров,
И зовёт Млечный Путь просто так погулять по нему…
То, что свыше дано, всё устроено мудро и просто,
Так зачем же нам всё усложнять, я никак не пойму…

Всё идёт чередом, а вокруг разливаются краски.
Очень важно всегда не нарушить устой второпях.
Мы по жизни идём по-хозяйски без всякой опаски,
Забывая о том, что у жизни мы просто в гостях.

Мы в гостях у полей, у закатов и вечных исканий.
Наши встречи ярки, не кончались бы только они…
Только вот без разлук не бывает на свете свиданий,
И чем дольше разлуки, тем ярче свиданий огни.

Манит облачный край, манит тихой тоской и тревогой.
Переменчиво всё…в даль зовущую вижу звезду…
Может, в тысячный раз я присяду пред дальней дорогой,
Может, в тысячный раз я опять никуда не уйду…

***
На крыше изморози пудра.
Звезда упала на крыльцо.
Из окон в дом сочится утро.
Проснулось Красное Сельцо.

Дрова похрустывают в печке,
А от огня душе теплей,
И дыма ватные колечки
Пускают трубы на селе.

Я помню ходики со звоном,
Горшков с рассадой пёстрый ряд,
Как из углов с холстов иконных
Святые пальцами грозят.

Там и теперь блестят зарницы,
Всё так же пышен яблонь цвет,
Всё так же Инзорка стремится
Туда, откуда хода нет…

***
Всё помню: и запах соломы,
И вишню за нашим окном,
И помню – телёнка ведём мы
Из хлева промёрзшего в дом,
В лекарственных вениках сени,
Усталость у бабки в глазах
И тени, полночные тени,
И странные звуки в углах.
Всё помню: черёмухи ветки,
От зноя скрывавшие нас,
И квохтанье пёстрой наседки,
И в поле застрявший УАЗ.
Тот мир был прозрачен и светел
В погожие дни и когда
Заклёванный молнией ветер
Тревожно гудел в проводах.

***
На кошачьих лапах
День подходит к краю.
Где-то топят баню –
Лучший в мире запах.
В предзакатье солнце.
Гонят стадо громко.
По загонам овцы,
По стаканам водка.
Наливай “Столичной”,
Угощайся “Примой”.
Прожит день обычный
И неповторимый.
За большим сараем
На мешке картошки
Херувим играет
На плохой гармошке.